С этой работой, через своего отца, мне помог Дима Рогачев, и я была очень благодарна ему: высокая зарплата, квартальные премии, чувство своей значимости из-за принадлежности к оборонке. Даже директора предприятий, которые я курировала, вынуждены были считаться со мной. Стараясь забыть всё произошедшее в Ленинграде, я вгрызалась в работу, жила ею и через полгода уже считалась хорошим специалистом. Потом был перерыв из-за рождения Жанны. Наверстав упущенное, сейчас я чувствовала себя уверенно, не боясь предстоящего сокращения штата.
Начальник отдела, Яков Моисеевич, зная, что я принята к ним по знакомству, первое время придирчиво присматривался… Но, увидев, с каким упорством я вникаю во все тонкости, постоянно что-то спрашивая у него и у других опытных сотрудников, постепенно стал поручать мне дела посложнее.
Когда я была на седьмом месяце беременности, он, узнав, что мы маемся в съемном жилье без удобств, договорился с военным, уезжавшим в длительную командировку, и тот за символическую плату предоставил нам свою квартиру.
Отношения с мужем после моего возвращения складывались не просто… Еще перед его приездом в Ленинград первоначальное решение вернуться домой сменилось сомнениями. Зная о присущей ему недоверчивости, я предвидела, что объясниться с ним будет трудно и родители его по-хорошему меня уже не примут, если даже мои ни разу не ответили на открытки… Но оставаться было тоскливо и страшно, хотя Элла обещала помогать во всем.
Слава, к моему удивлению, ни о чем не расспрашивал. Было видно, что он счастлив видеть меня, любит и очень хочет, чтобы я вернулась домой. С Эллой я даже не стала советоваться: она полностью поддерживала его. Он сразу понравился ей своей надежной обстоятельностью и заботливым отношением ко мне. А когда выяснилось, что он почти договорился о жилье, полагая, что я не захочу жить с родителями, сомнения отпали окончательно.
Мужу о своих колебаниях я, конечно же, не сказала. Считалось, что с работой у меня не получилось, к тому же серьезно заболела, поэтому и приходится уезжать. Вещей набралось два больших чемодана – у Славы округлились глаза, когда их укладывали. Хорошо, что ему были неизвестны цены…
С Эллой мы договорились созваниваться почаще, но я твердо знала: этого не будет. Я вычеркну из памяти всё, так как даже при мысли о К.В. меня охватывало оцепенение и подступали слезы, а остальное казалось сплошным тяжелым бредом.
Отец был рад моему возвращению, но, видя отношение матери, постепенно угас. А она, даже не здороваясь, спросила:
