Они беседуют обстоятельно и оживленно, будто вместе ваяют скульптуру, откалывая куски мрамора, чтобы освободить заключенные в нем загадочные очертания. С Зейнаб легко, так легко говорить и слушать ее – они обсуждают музыку, мультфильмы и прочитанные в детстве книги. Мадлен интересно, почему присутствие Зейнаб не искажает и не обрывает воспоминания, в отличие от цитат, почему в ее компании гораздо свободнее гулять внутри воспоминаний. Но не осмеливается спрашивать. Она подозревает, что знает ответ, и вообще ей не нужна Клэрис, чтобы напомнить, как она одинока, как обособлена, как несчастна. Достаточно несчастна, чтобы выдумать подругу – бойкую там, где Мадлен спокойна, отзывчивую и дружелюбную, где Мадлен недоверчива и замкнута, даже темная кожа – противоположность белой Мадлен.
Она будто слышит, как Клэрис рассудительно объясняет, что Мадлен, пережившая одну за другой две утраты и ставшая чересчур восприимчивой из-за экспериментальных препаратов, создала свою теневую личность, чтобы любить ее и, возможно, избавиться от проявлений расизма, и неужели у Мадлен нет темнокожих друзей в реальной жизни?
– Вот было бы здорово видеться в любое время, – мечтает шестнадцатилетняя Мадлен, лежа на спине посреди залитого солнцем поля. Ее длинные волосы разметались по траве как маисовые полозы. – Когда бы ни захотели.
– Да, – тихо отвечает Зейнаб, глядя в небо. – Мне кажется, я выдумала вас.
Мадлен коробит навязчивая строчка из Сильвии Плат[10], но тут она вспоминает, что зачитывалась ею в старших классах. Моргая, она поворачивается к Зейнаб.
– Что? Нет. Это я тебя выдумала.
Зейнаб поднимает бровь – уже с пирсингом – и в улыбке сверкает зубами, еще более белоснежными на фоне черной губной помады.
– Может и так, но если бы мне удалось так здорово тебя выдумать, наверное, я бы захотела, чтобы ты сказала что-нибудь в таком духе. Чтобы казаться более настоящей.
– Но... так может...
– Вообще-то странно, что мы занимаемся только тем, что помнишь ты. А давай ты как-нибудь придешь ко мне!
У Мадлен внутри все сжимается.
– А может, это путешествие во времени, – задумчиво произносит Зейнаб. – Может, это такой прикол, что я на самом деле из твоего будущего, и мы встречаемся в твоем прошлом, а когда потом ты встретишь меня в твоем будущем, я еще не буду тебя знать, а ты будешь знать обо мне все...
– Зейнаб... я не думаю...
Мадлен чувствует, как близится пробуждение, будто приставленный к горлу нож, и она пытается уклониться, тряся головой, цепляясь за аромат примятой травы и наступающего лета, когда длинными днями хорошо читать, плавать, кататься на велосипеде, отец будет говорить о математике, а мать – учить вязать, и она непременно будет смотреть в кинотеатре фильмы для взрослых...