Тринадцатый съезд партии (май 1924 года) в резолюции "О работе в деревне" рекомендо-вал терпимость к тем "культурно-хозяйственным элементам из сектантских коммун, чья работа на земле приносит стране пользу" (КПСС в резолюциях и решениях. Изд. 7-е, часть 1. М., 1953, стр. 858.). Серьезную ставку делали власти по-прежнему на реэмигрантов из Канады, США и Аргентины - духоборов и молокан. Советский агент Д.Павлов доносил 17 ноября 1924 года из Канады: "Опыт русских крестьян-духоборов нам предстоит заимствовать... Духоборческий коллектив в пять семейств... собирает ежегодно 14-17 тысяч пудов зерна. Следовательно, на одного члена коллектива ежегодно вырабатывается около 550-650 пудов зерна. У нас же ежегодная выработка на одного сельского жителя не превышает 40-50 пудов. Таким образом, крестьяне-духоборы в Канаде при машинном (и при коллективном - М.П.) труде увеличили свою производительность в 10-12 раз" (Центральный архив Октябрьской революции СССР, фонд 2077, опись 8, дело 41, лист 6.).
Этот "экономический" (крайне недолгий) период советской власти вовсе не означал, что в ЦК согласились оставить землю мужику, как это прокламировалось во время революции. Коллективизация и социализация крестьянина всегда оставались конечными целями большеви-ков в селе. Только одна часть тогдашних вождей полагала, что сделать это надо поскорей, а вторая, более разумная и осторожная, опасалась, что массовая коллективизация оставит страну без хлеба. Что же касается коммун толстовцев и других сектантов (толстовцы с самого начала советской власти официально рассматривались как религиозная секта), то власти полагали, что как только возникнет нужда, им ничего не будет стоить превратить эти сообщества единомыш-ленников в хозяйственные организации - колхозы. Планы эти в тот момент, естественно, не выбалтывались, но борьба за власть, особенно усилившаяся ближе к 1927 году, вскоре втянула в свою орбиту и ничего не подозревающих мужиков.
Разгромив руками Зиновьева и Бухарина троцкистскую оппозицию и изгнав Троцкого из страны, Сталин тут же принялся подкапываться под Бухарина и Рыкова. Дальнейший путь русской деревни был той козырной картой, за которую хватались, которой пытались овладеть обе стороны. Бухарин играл на повышение: настаивал на дальнейшем поощрении мужика, на укреплении его хозяйственных возможностей. Сталин же, опять-таки ради политических расчетов (он боялся не только своих прямых противников в борьбе за власть, но и богатого, сильного и оттого независимого крестьянина), твердил о нарастании классовой борьбы в деревне. Его требование уничтожить кулака означало по сути стремление разорить деревню в целом, поставить мужика на колени перед большевиками. Сталинская победа над так называемой "правой оппозицией" приблизила конец недолгого процветания русского и вообще российского села. В конце 1927 года советские и партийные чиновники среднего и низшего звена уже хорошо знали свою новую задачу: разрушить все здоровое и крепкое в деревне, и в том числе разорить "сектантские" коммуны.
