Особенно расцвела художественная самодеятельность района. Несколько лет назад на местный фестиваль самодеятельного искусства даже приехали из Москвы несколько крупнейших артистов Художественного театра. Ежегодно в городе устраивались выставки картин местных художников-самоучек, насчитывавшие до 400-500 полотен. Картина одного из них, Митягина, «Панорама города Б.» была в 1929 году отмечена в Париже на международной выставке произведений молодых художников.
Город изображен на ней со стороны озера, на берегу которого он расположен. Раннее летнее утро. В голубовато-серой, еще дымчатой воде отражаются городские строения противоположного берега. Над ними возвышается водонапорная башня, розовая в свете утреннего солнца. Теплая свежая зелень. Лодка и две-три фигуры у ближнего берега. Ясный, светлый, радостный мир. Здесь, на этом берегу, спокойный мощный расцвет родной русской природы, русского лета. Там, в городе, спокойный мощный расцвет труда, созидания. Автор сделал увеличенную копию ее для местного железнодорожного клуба.
Выученик той же студии, бывший помощник машиниста Александр Архипов сделал в местном театре декорации пьес «Бесприданница» и «Огни маяка», поставленных приглашенным в Б. крупным московским режиссером. Одновременно Архипов был директором Дома культуры и он же организовал тот самый второй парк культуры и отдыха, который так неудачно открылся в день войны...
Так шла в городе жизнь. Так он рос. Так росли, так осмысленно, творчески, ярко жили в нем люди. Архипов — лишь один из тысяч.
И все это вдруг негаданно оборвала военная гроза, наглое, ничем не вызванное нападение фашистских захватчиков!..
...Увлекшись разговором, Степанов и его собеседник не слышали свиста бомб. Вдруг загрохотало неподалеку, дрогнуло здание, воздушной волной взметнуло к потолку занавески в выбитых накануне окнах. Все, бывшие в помещении, замерли, онемели. И в этой напряженной тишине еще оглушительнее прозвучал второй такой же удар, которому уже ясно предшествовал отвратительный свист. Встревоженный Степанов вскочил и выбежал наружу.
Метрах в тридцати пяти над расщепленным краем грузовой платформы стояло густое черное облако. Первым переживанием Степанова был не испуг, а не передаваемое никакими словами чувство щемящей обиды, исступленной досады, от которой комок подкатился к горлу и на глазах выступили слезы. Он ведь тоже, как и многие рабочие, все эти дни волновался за родной узел и при каждом удобном случае требовал принятия мер к его разгрузке.
