И на самом бронзовом льве сугроб сбит и разметался под тяжелыми лапами рассыпчатой холодной крошкой.
Я чувствую прикосновение пальцев Дины к своей щеке, в том месте, где остался запекшийся след царапины, которая почти не болит, но теперь обволакивается горячим теплом, и все только потому, что дотронулась она.
Киваю не понятно к чему, молча закусив угол губы.
— Ты должен от меня избавиться?.. — киваю еще раз, понимая, что она и так обо всем уже догадалась. «Отдел Снов…» — сколько раз я уже произносил при Дине эту фразу?
Я стискиваю пальцы, пытаясь убрать от себя ее руки, но она держит, упрямо не выпуская. И все смотрит в глаза — внимательно, понимающе и сочувственно, — а я пялюсь куда-то вбок, позабыв о зрительном контакте. Впрочем, она ведь и так меня видит.
Наверное, я бы многое отдал, знай заранее, чтобы оказаться сейчас с ней вот так: глаза в глаза, два лица напротив друг друга, отделив и разграничив весь мир надвое и поровну, — но еще большее бы пожертвовал, если нам можно было не встречаться друг с другом вообще. Чтобы я не встретил ее ТАК. Но тогда Дину нашел бы кто-то другой, из нашего же Отдела, и это было…
— …Но не хочешь, — еще один кивок, похожий на встряхивание. Я сижу на краю колодезной крышки, медленно покачиваясь.
…убийство. В первый раз умирает тело, во второй мы убиваем душу. Двойная смерть — это, по сути, тот же Переход. Только не в новую жизнь — просто в никуда. Я там не был и не знаю. А те, кто был, рассказать уже никогда не смогут. Но за этой гранью — схлопывающаяся вечность, самое последнее место, где ты можешь оказаться. Абсолютный невозврат и нежизнь.
Я не желаю ей этого… и не хочу даже смотреть на нее сейчас, потому что понимаю, что бессилен. Но то, что происходит с ее глазами, внезапно заставляет меня вздрогнуть…
Во взгляде Дины — живая бездна и странно живые плещущиеся мысли, похожие на китов. Она опускает веки, и океан светло-голубых глаз заливает волной, бьющейся об острые, мокрые скалы ресниц. Она плачет.
Еще ни разу, никогда в жизни и за всю свою работу я не видел, чтобы Сны плакали. Они реагируют как угодно, но только не так. Потому что слезы — это боль. А боль — главное доказательство того, что мы живы…
— Я помню, как умерла, — без пауз и заминок, ощущая всю странность того, что она говорит, и причин, почему вообще это делает. Это должен был быть конец. Абсолютный. Рай, ад — что угодно, но только другое, как нам всегда говорили. Не похожее на прежнюю жизнь, неземное.
