– Меня, – сказал лорд Тилбери, – не интересует ваш Бэшем.
Галли огорчился.
– Простите, – сказал он. – Что же вас интересует? Что привело вас сюда? Садитесь, Скунс, рассказывайте.
– Я НЕ СКУНС!
– Опять же простите, обмолвился. Ну, Пайк.
– Я не Пайк! Я Тилбери.
Галли покачал головой:
– Под чужим именем? Нехорошо. Нет, нехорошо.
– Хр-р-р!
– А главное, бесполезно. Все равно узнают. Помню, я убеждал Костяшку Воукса, когда он бегал от букмекеров под именем Орландо Мальтраверс. Заметьте, в отличие от вас он догадался прицепить бороду. Ну, Скунс, ну, дорогой мой, стоит ли? Не лучше ли встретить опасность как мужчина? Купите белокурые усы. За что вас преследуют?
Лорд Тилбери думал о том, стоят ли мемуары таких мучений.
– Я зовусь Тилбери, – сказал он, – потому что у меня такой титул.
– Титул?
– Да.
– Значит, вы лорд?
– Да!
– Лорд Тилбери?
– Да-а-а!
– С чего бы это?
Виконт напомнил себе, что надо держаться.
– Как ни странно, – сказал он, – я занимаю какое-то место в мире прессы. Мне принадлежит издательский концерн «Мамонт». Не слыхали?
– «Мамонт»?
– «Мамонт».
– Минутку, минутку! – вскричал Галли. – Это не вам я продал книгу?
– Нам.
– Скунс!.. То есть Пайк!.. То есть Тилбери! Вы уж меня простите. Очень подвел, да? Ясно, ясно. Вы хотите, чтобы я передумал. Честное слово, не могу. Нет и нет.
– Но…
– Нет.
– Да я!..
– Знаю, знаю. Нет. У меня есть причины.
– Причины?
– Да. Если хотите, доводы сердца.
– Это неслыханно! Это… это черт знает что! Вы подписали контракт… Книга – тут, я вижу. Она готова.
Галли взял рукопись с той нежностью, с какою берет ребенка молодая мать. Он посмотрел на нее, вздохнул, еще посмотрел, еще вздохнул. Ему было очень трудно.
Чем больше он их перечитывал, тем больше сокрушался, что мир не увидит таких мемуаров. Как-никак нетленный памятник той лондонской эпохи, которая вполне заслужила Гомера или Гиббона. Он его создал – а зачем?
– Готова? – сказал он. – Разве ее кончишь? Можно отделывать без конца…
Он снова вздохнул и напомнил себе, что цена его жертвы – счастье Сью, а Сью – дочка Долли. Если с ней все в порядке, жалеть не о чем. Хотя, конечно, Кларенс мог бы и сам прижать этих сестер…
– А вот вопрос о публикации, – сказал он, кладя рукопись в стол, – действительно кончен, закрыт. Я не буду их печатать.
– Но…
– Нет, Скунс, это твердо. Я вас прекрасно понимаю. Я бы и сам на вашем месте моргал и пыхтел.
– Я не моргаю и не пыхчу. К счастью, мне удалось сдержаться. Но я хочу сказать…
– Незачем, Скунс, незачем.
