Один вид этих важных профессоров, наряженных в пышные длиннополые мантии, с накрытыми четырехугольными шапками головами, с ворохом заранее заготовленных цитат из самых экзотических книг, – мог повергнуть в трепет и уныние даже самого отчаянного знатока.
Изрекая цитату вслед за цитатой, профессора – оппоненты с лихостью переходили с одного языка на другой, с латинского на древнегреческий, с древнегреческого – на арабский.
Изредка, к еще более вящему восторгу присутствовавшей в зале публики, этой чести удостаивались также отдельные фразы, произнесенные на местном, понятном только ей одной, – языке. Опозориться в такой торжественной обстановке – означало полнейшее фиаско для молодого, неопытного врача. Зато, с другой стороны, – добиться успеха, отлично реагировать на каждый поставленный перед ним вопрос, – вот что составляло заветную мечту любого будущего специалиста.
Молва о ходе подобных диспутов тут же разлеталась далеко за пределами города. Успешно выдержавший испытание медик сразу же обретал себе славу глубокого знатока, еще независимо от того, как он проявит себя на предстоящей ему врачебной практике.
Впрочем, до настоящей практики дело доходило тоже далеко не всегда. Новоиспеченный доктор медицины непременно становился профессором местного университета, и его уделом считалось более или менее регулярное чтение лекций по заранее заготовленным конспектам. Обычно он очень органично вливался в армию записных теоретиков и оказывался прочно привязанным к своему университету.
Обыкновенно профессоров поселяли непосредственно в университетском здании, где они пребывали, по крайней мере, до тех пор, пока не обзаводились собственным жильем, каким-нибудь вполне приличным домиком в университетском городке, а то и настоящим большим поместьем.
Кабинет такого ученого врача начинал пользоваться тем большим уважением, чем больше старинных рукописей накапливалось в нем на самых видных местах.
Со временем, с развитием книгопечатания (а первые медицинские книги, изготовленные типографским способом, появились еще в середине XV века, точнее – в 1457 году), – авторитета подобным ученым врачам добавляло наличие в их жилищах главнейших медицинских трудов, каких-то громоздких пылящихся фолиантов, вышедших, теперь уже, из-под печатного станка.
Обязательным аксессуаром кабинетной обстановки считалось также присутствие внушительного бюста Гиппократа – в виде какого-то мудрого старика с огромным лысеющим черепом и с рыхлыми голыми плечами, указывавшими на его непосредственную связь с античной эпохой. Хорошо смотрелась также надпись, помещенная внизу этого самого бюста, исполненная, лучше всего, на древнегреческом языке, а то и на одном из его многочисленных диалектов, лучше всего – на ионическом. Впрочем, об этом пространно рассказывал сам хозяин данного кабинета…
