Эдельвейсы для Любаши. Коричневый туман над Днестром (сборник) | страница 23



Мы представили себе все это и повеселели. Ремень фашистский как тато ни прятал, Костя нашел, порубил на мелкие кусочки и закопал. Тато, узнав об этом, ничего не сказал, он и сам не знал, как избавиться от этого поганого ремня. Плохо пришлось бы ему, если бы власти узнали, что он бил этим ремнем советских пионеров в лице меня и Кости. Красноармейским – сколько угодно, а фашистским – не смей.

Любаша

Однажды я читал в красном уголке газету «Пионерская правда». Там я увидел и прочитал очерк о девочке, которая нашла немецкий склад с боеприпасами. Сказала об этом взрослым, и те вызвали военных. Потом со склада вынесли и обезвредили громадное количество снарядов, а с ними и других боеприпасов. На портрете в газете девочка выглядела худенькой, с большой шапкой волос, развевающихся по ветру. Я ее определил в героини и завидовал ей. Кто бы мог подумать, что через много лет Любаша Сеничева станет моей женой, и вот мы живем уже вместе три десятка лет. Встретились и познакомились мы с ней в Новосибирске, и только на серебряной свадьбе она рассказала мне, что когда-то в детстве нашла немецкий склад боеприпасов и о ней писала «Пионерская правда». Ну, скажите, что такого не бывает! Вспомнили мы и тот очерк… Еще как бывает! В архивах Тирасполя должна быть та газета с очерком о девочке-героине.

Ну а я тогда, после прочтения очерка в детстве, загорелся тоже стать героем и совершить подвиг. Немецкие склады никак не попадались. Я глазами шарил под ногами постоянно. Но вот однажды мы с братом Костей собирали яблоки в колхозном саду, после уборки там яблоки еще оставались. Я глядел больше на землю, чем на деревья и вдруг увидел торчащий из земли танковый снаряд. Я сейчас понимаю, что надо было сразу рассказать взрослым, они вызвали бы военных и, может быть, они откопали бы еще целый склад снарядов.

Но мы с Костей решили посмотреть, хороший ли снаряд, и положили его на разведенный костер. Снаряд долго не взрывался, мы лежали за бугром земли. Костя сказал мне, что надо подправить костер и хотел встать. Я схватил его за полу фуфайки и удержал вовремя. Рвануло так, что мы оглохли. Затем встали и насобирали еще горячих осколков, впившихся в деревья. После этого мы никому не говорили о случившемся. Слава Богу, что остались целыми. Желание стать героем у меня сильно поубавилось…

И мы пахали…

– Но-о-о, Гебельс! Пошла, пошла, Геба! Володя! Ты что, заснул?!

Это уже в мой адрес. Дядя Тоадри Цуркан и я пашем клин земли в старом еще довоенном винограднике, на острове, который образовался в незапамятные времена водоразделом Днестра и протокой Турунчука. Гебельс и Геба – это запряженные в однолемеховый плуг лошади. Дядя Тоадре – мужчина лет тридцати двух, фронтовик.