А затем этот день, россыпь мгновений за гранью описания. Привкус, помимо многих прочих, некоего непотребства.
Она сидит с родителями. Видит, как приезжает Тим в кресле-каталке, кресло толкает его отец, лицо у Тима как мрамор, у его отца – красное, воспаленное, изнутри обваренное. Они направляются к передней скамье, и руки ложатся им на плечи и спины, мужские руки, женские, легкие, как крылья. Отклика на них нет – может, их и не замечают. Следом входят миссис Рэтбоун, двойняшки, Магнус и его жена с детьми, девочки в черных бархатных пальто, мальчики в униформах далеких дорогих школ. Мод замечает только Магнус. Кивает ей, затем деловито переключается на родных.
Церковь в городе. Мемориальные таблички, стройные колонны, из окон струится разреженный ноябрьский свет. К кафедре в форме птицы ведет тугая спираль каменных ступеней. Викарий – не старый викарий, приходивший в коттедж, а гораздо моложе, какой-то знакомый Рэтбоунов. В церкви установлена система звукоусиления, индукционная петля, и голос викария вольно летает в воздухе.
Горят свечи – всем раздали по свечечке. Кашель, шепотки. Иногда рык, стон, как из львятника.
Пришла маленькая директриса с помощницей мисс Бизли и полдюжины одноклассников, из самых уравновешенных, самых надежных. Мисс Бизли, когда надо, касается того или другого ребенка – успокоить, привести в чувство.
Тиш и Лэлли – на четвертой скамье позади Рэтбоунов. Обе в черных костюмах, вроде мужских, но у обеих яркие шарфы, азиатские – если зарыться лицом, будут пахнуть сандаловым деревом или розовым эфирным маслом. Перед ними двойняшки – за последний год стали почти красавицами, заплетенные волосы – как блеск золота в тени. Мать держит Тима за руку. Спина у нее очень прямая. Слезы капают с подбородка. Свечка в руке – свечное пламя – дрожит.
Поет хор. Какая-то женщина – Мод ее в жизни не видела – читает стихотворение Элинор Фарджон[34].
Затем викарий приглашает Магнуса Рэтбоуна сказать несколько слов от имени родных. Говорит он хорошо. Минуты три или четыре, любезно благодарит всех, кто проявил любовь и поддержку, кто приехал издалека. Школу, хор. Ни следа циничного легкомысленного Магнуса; Магнуса, который сдергивал с себя полотенце, дабы показаться новой подруге брата. Он садится, и его жена склоняется к нему, что-то шепчет. Больше делать особо нечего. Отец Мод скатал программку в трубку, сжимает в кулаке, точно жезл, стучит ею по ноге. Миссис Стэмп старается не пролить свечной воск на стеганую куртку. Малейшая мелочь, малейший жест способны сейчас запалить эту церковь и сжечь дотла. Ни шевельнуться, ни застыть никто не может. Дышать нечем. Наверняка скоро кто-нибудь грохнется в обморок.
