Стрелок цепко оглядывал стоящих за оцеплением крестьян. Сейчас эти люди как никогда напоминали Максу каких-то зверей, от чего воин внутренне морщился от отвращения. Воспитанный в строгих рамках орденского устава, Максимилиан не понимал, как можно наслаждаться страданиями собственных сородичей. Для него, кто не раз и не два убивал по приказу, за убеждения и веру, это всегда было работой, средством на пути к великой цели, но никогда — удовольствием. И теперь он искренне не понимал, почему стоящие перед ним люди смотрят на разворачивающееся действо как на выступление бродячего балагана.
Колдуньи молчали. Периодически до чуткого слуха стрелка доносились отрывистые команды командора рыцарей, который явно был недоволен тем, что ему приходиться исполнять работу палача, и приятный баритон отца Фернана, который что-то втолковывал женщинам. Видимо, напутствовал в мир иной. Хотя, возможно, и просто глумился, чему Максимилиан бы даже не удивился. Святой отец был на редкость неприятным типом и Макс откровенно не понимал, как такой мелочный, гадкий человечишка может быть пастырем и проводником для сотен душ к свету истинной веры. Будь отец Фернан орденским священником, его бы, пожалуй, определили куда-то на кухню, от греха подальше.
Когда за спиной затрещал, разгораясь, костер, а волосы на затылке шевельнулись от сухого жара, Макс слегка расслабился. Толпа крестьян не предпринимала никаких активных действий, только смотрела с жадностью и каким-то извращенным любопытством. Откуда-то даже донеслось глумливое улюлюканье. Человеческое стадо "развлекалось", напитываясь чужими страданиями, как самый распоследний Низший вампир кровью жертвы.
Внимательно осматривая толпу, воин внезапно замер, словно споткнулся на ровном месте. Столкнувшись взглядами со стоявшей чуть в стороне женщиной, он уже не смог отвернутся, словно ее оцепенение перекинулось и на него. Вот она уж точно пришла сюда не любоваться казнью. Ее глаза были огромными и абсолютно пустыми, как у мертвеца. В бездонных, неестественно расширенных зрачках отражалось пламя, безмолвно корчились в нем две маленькие фигурки — плененные ведьмы. И где-то там, под этим отражением, бился ужас, глубокий и древний, всепоглощающий. Скованная им, женщина застыла, не в силах даже шевелиться. Максимилиан вздрогнул и наконец-то с усилием отвел взгляд. Что бы не видела сейчас эта безвестная женщина, какие бы демоны не терзали ее душу, он не имел ни малейшего желания быть в это посвященным. Некоторых вещей лучше не знать.
