Бледные губы узника зашевелились. Слезы катились по его грязным щекам. Он пытался об’ясниться. Но страх перед пыткой и смертью, охватывал его чудовищными спазмами. Он никем не подкуплен, нет, нет. Но он признаётся, признаётся! он хотел обжулить банк, — он все говорит, он признаётся, — он хотел купить Идитол за гроши и нажить на этом. Вот и все. Разве мог кто-нибудь знать, что будет извержение? Там и вулкана то никакого не было. Может быть и извержение то началось от этого проклятого Идитол а с его бесовскими чудесами… Он умоляет о прощении, — ведь все воруют в конце концов — он никогда не был замечен, ни разу… Уж лучше бы он погиб на этом адском острове, чем ему слушать все, что ему теперь говорят. Если бы кто-нибудь знал, что он пережил — ведь он носился по волнам с буем в руках шесть дней — ровно шесть дней: он это делал для фирмы, он знал, что его вознаградят, — и вот теперь… он зарыдал.
Эпсор круто повернулся и ушел в другую комнату. Он позвал за собой двоих. Он спросил:
— Что вы скажете, профессор? Может ли то быть — извержение от самого Идитола? а?
— Я не решился бы утверждать, что этого не может быть. Вспомните о разрушениях при взрывах динамита и прочего… подумайте, что же могло бы быть здесь? Маленькая неосторожность… она так легко могла случиться, поскольку вы имеете дело с веществом, которое вам знакомо не в совершенстве.
Эпсор обернулся к другому:
— Что он вам говорил?
— То же самое, что и вам, — ответил тот.
— Вы ничего больше не могли из него вытянуть?
— Нет.
— Может быть вы были не достаточно энергичны?
Суб'ект развел руками.
— По совести сказать, удивительно, как еще это он жив. Да ведь надо же соблюдать и необходимую осторожность, — если у него зайдет ум за разум, то от него тоже немногого добьешься.
— Не давайте ему спать, — сказал Эпсор, — несколько дней… Потом оставьте на неделю чтобы отдышался. Держите одного. Может быть он еще заговорит. Как вы то думаете: — он врет или нет?
— Пожалуй, что и не врет, если не служил у того, кто его купил, — предполагая, конечно, что ваши подозрения оправдаются, — если он не служил у того всю жизнь.
— Н-нет, — сказал Эпсор, — это вряд ли…
И он выскочил опять к узнику, ударил его изо всей силы кулаком по лицу, вытер кровь с руки носовым платком и закричал:
— Так будешь ты говорить правду, продажная девка?
И слезы смешались на лице того с кровью и грязью, и он ответил своему господину и владыке:
— Я говорю правду.
