— Давай скорее. Умираю, ромашкового чаю хочу.
— Точно, тебе же этой ночью еще на поднятии умертвия присутствовать придется, — неправильно понял мое желание успокоиться Эверик.
Сказала бы я ему, что после недели в замкнутом пространстве с зломордым мне ни одно умертвие не страшно, но молчун подал голос, и признаваться хоть в чем-то резко расхотелось.
— Конечно, наказание ведь еще не закончилось, — задумчиво, как бы между прочим, сказал он, а мне вмиг поплохело.
— Мстить будешь? — тихо шепнула я, пользуясь моментом. Вдруг он с утра пораньше совсем разговорчивый стал и даже мне ответит.
— Зачем? С твоими талантами ты сама себе проблемы устроишь. А я полюбуюсь, — совершенно серьезно отозвался он, равнодушно разглядывая мою макушку, — даже не знаю, почему раньше об этом не подумал. Ты же просто ходячая катастрофа.
Наверное, мне должно было стать обидно, но вместо этого я чувствовала облегчение. Мстить мне он не собирается, а сама себе гадости устраивать я не планировала. Это уж точно.
Кто ж знал, что мои планы ни во что не ввязываться проблемы совсем не волнуют, и они с радостью готовы найти меня сами.
— Стоите на месте, ничего не трогаете, не дергаетесь, не ругаетесь, в обморок не падаете и ужин свой окружающим не демонстрируете, — широко улыбаясь и подняв глаза к ночному небу, Диар — аспирант, которому предстояло выманивать разложенца из могилы, попутно донося до нас неразумных основные принципы этого неприглядного занятия, — заученно грузил всеми «не», которые мы не должны были делать, — не мешаете стоящим рядом запоминать основные принципы поднятия умертвия и сами все усиленно запоминаете. Ясно?
Нестройный хор нервных первокурсников был ему ответом. Я дальновидно промолчала, справедливо полагая, что как целительница вполне могу не придерживаться этих их некромантских правил.
— Приступайте, — велел директор, стоявший чуть в стороне и внимательно наблюдавший за всем происходящим. Топтавшийся рядом с ним Фьяллар периодически зевал, вертел головой и совершенно не пытался скрыть своей скуки. Что он делал на кладбище среди ночи, никто не знал, но предположение имелось. Только одно, правда, и все оно сводилось к тому, что недоверчивый магистр не пожелал оставлять свою студентку среди неблагонадежных некромантов одну.
Лично я в это слабо верила: с неблагонадежными трупами он меня спокойно оставлял. Даже сам эту идею директору подал. Но меня никто не слушал, заставляя смириться с невозможным.
