Он увидел ее на углу гастронома. Лили толкала велосипед, разглядывала витрины. В витрине гастронома не было ничего интересного: консервы, чай, жидкость для чистки. Журка понимал, что разглядывать там абсолютно нечего. Сдурела, что ли, девчонка? Видать, совсем чокнулась от своей бурно пробивающейся женственности.
Лили двигалась так, словно под водой или при замедленной съемке. Прогулялась вдоль сберкассы, а перед Домом культуры — и вовсе куриным шагом. Журка покачал головой: жалкое зрелище. Чего она ждет? Чего хочет? Медленно подошла к витрине, где была выставлена кинопрограмма: вдруг да появился какой-то новый фильм и его афиша. До-олго разглядывала эту кинопрограмму. Каждый месяц показывали максимум шесть фильмов, из них четыре советских. Остальные два — в придачу. Как правило, один французский и, по случаю, один американский. На эти два надо сходить, и все дела, тут и раздумывать-то нечего. Журка занервничал: что это она так долго разглядывает? На этой неделе показывают «Belly Blue» с ограничением по возрасту, их все равно не пустят. И в этот момент со стороны Старопочтовой улицы выкатил Балаж.
Ничего интересного не произошло. Балаж на ходу поздоровался с Лили и не останавливаясь покатил дальше. Лили смутилась, вновь повернулась к витрине, разглядывая ее содержимое, но, когда Балаж отъехал подальше, мечтательно уставилась ему вслед. И тогда Журка почуял, что дело зашло далеко, и даже хотел пригнуться. Но поздно. Он, сидящий на спинке скамьи, был как раз в фокусе и закрывал Балажа. Лили помрачнела, рассердилась, вскочила на велосипед, подкатила поближе, но не совсем близко — лишь до продавца жареных лепешек, всего метров пять. И оттуда крикнула:
— Я же говорила, что ты шпионишь!
— Это ты шпионишь! — воскликнул Журка.
Все смотрели на них — для деревни весьма непривычна такая сцена. Журка устыдился: с тротуара к их разговору прислушивалась повариха артели, а стало быть, завтра его матери станет известно, что он на людях пререкался с соседской девчонкой. Это ж надо так погореть!
Журка вскочил на велосипед; ему все равно было, куда ехать, лишь бы не в сторону Лили и не домой. Он помчал к мосту через Курцу. Смотрите-ка, как внезапно зазеленели на лугу чахлые березки! Он глядел, как ветерок встряхивает листики, словно аплодировало много тысяч детских рук. В прибрежных садах расцвела черешня, ее пышные кружева напоминали украшения манжет на рубахах. Бросив велосипед, Журка спустился на берег и засомневался, не зная, чего же он хочет. Не хотелось видеть привычные места. Не хотелось видеть людей.
