Многому учился Якоб и у своих клиентов; к примеру, как-то раз он приобрел большое количество канделябров XIX века — богемское стекло, насквозь пропыленное и грязное. Он взял и подвесил их к потолку, там и сям, без разбора; об их стоимости он понятия не имел, пока не подслушал разговор некой молодой четы:
— Ты только взгляни! Это же настоящее богемское стекло! Ручаюсь, сделано между восемьсот семидесятым и восемьсот девяностым годами. Мы непременно должны его купить.
Теперь Якоб узнал, что стоит этот канделябр, и прикинулся, будто знает об этом всю жизнь. Продал он его той парочке за две или три тысячи франков, а прежде чем снял и запаковал, как следует к нему присмотрелся, а потом сравнил с этим все остальные свои канделябры.
Так вот мало-помалу он копил знания, куда более практические и ценные, нежели всякая теория.
Солидные антиквары нашего города завидовали его успеху. Невзлюбили они его и за то, что свое дело он именовал «Сарай Якоба-старьевщика»; это задевало их честь и достоинство, хотя, по сути, такое название было и достойнее, и честнее. Но больше всего их злило, что ему, скитальцу, человеку бродяжьего племени, удалось пробиться в их солидный, упорядоченный мир, что он научился применять те же средства, какими столь мастерски владеют они, солидные, потомственные дельцы. Он это чувствовал и в душе посмеивался. Однако же встречал их, как и прочих своих клиентов, любезно и приветливо, а сам зорко следил, как они рысьим оком высматривают вещи поценнее, отмечал, как они останавливаются перед сундуком, шкафом, каким-нибудь столом. Тогда в его мозгу срабатывал сигнал: тут что-то есть! Он уже уразумел, что владеет сокровищами и, хоть и не может выразить их цену в деньгах, стал собственником среди собственников. Возможно, он ничего больше и не желал — ни признания, ни восхищения, ни зависти. И это чуточку вознаграждало его за все те унижения, какие он снес в своей жизни.
Торговля у Якоба шла хорошо, по мере расширения своих познаний он вновь и вновь пытался навести в этом хаосе порядок, аккуратненько расставлял мебель, старался даже держать шкафы отдельно от сундуков, но тем не менее фабричные склады и цехи постепенно становились тесны. Якоб уже подумывал, не продать ли ему оптом свою лавочку и не взяться ли за что-нибудь другое, как вдруг к нему заглянул один из самых уважаемых антикваров города — совершенно случайно, по его словам. Когда Якоб вел его по запасникам, торговец как бы невзначай заметил: