Последний поезд в Москву | страница 9
Отец Герда – из тех редких финских эсэсовцев, которые осенью 1944-го перешли на сторону Германии. Он вернулся после войны в Хельсинки с женой-австрийкой и родившимся в Граце Гердом, был осужден за дезертирство и разжалован. Тор-Бьорн Векстрём был также одним из тех редких финских эсэсовцев, чье имя упоминается в связи с особой жестокостью немецкой армии на Восточном фронте[17].
У отца тоже имелся знакомый эсэсовец – Унто Парвилахти. Он как-то провел вечер, затянувшийся за полночь, у нас дома на улице Линнанкоскенкату. Это был 1956 год, Парвилахти только что освободился из советского лагеря, в который попал осенью 1945-го. Финский министр внутренних дел Юрьо Лейно по требованию советской контрольной комиссии выдал СССР Парвилахти в группе из 25 человек. Там были и русские эмигранты, и люди без гражданства. Их называли “группа узников Лейно”.
Я хорошо запомнил этот визит. Хотя меня и прогнали спать, я подслушивал под дверью. А вот мама, напротив, совершенно забыла о нем (позднее я у нее спрашивал).
Парвилахти, в прошлом носивший фамилию Боман, ровесник отца. Во время Зимней войны они вместе служили в 36-й летной эскадрилье, базировавшейся на аэродроме Хельсинки-Малми. Парвилахти был одним из наиболее известных эсэсовцев и возглавлял отдел связи финского добровольческого батальона СС в Берлине. Его книга “Сады Берии” произвела фурор – это был один из первых рассказов очевидцев о сталинском ГУЛАГе.
Я перечитал “Сады Берии” в 2002-м. Тогда я, будучи послом в Москве, отправился в командировку в Норильск – затерянный в арктической тундре город шахтеров и металлообработчиков. А летел я туда на самолете, принадлежавшем Александру Хлопонину – губернатору Таймыра, а позднее – Красноярского края. Из-за “черной пурги” мы не смогли добраться до точки назначения и приземлились в Игарке. Хлопонин с подчиненными полетел в Норильск на вертолете, меня же из-за неопределенности с транспортом оставили в Игарке, заключенных которой Парвилахти описывает в своей книге.
И вот, вернувшись из Игарки в Москву, я нашел на своем столе решение Комиссии российского правительства по реабилитации жертв политических репрессий. В нем предъявленные Парвилахти обвинения были признаны беспочвенными.
Я сразу пригласил на ужин председателя комиссии, отца перестройки и ближайшего коллегу Михаила Горбачева – Александра Яковлева. Поднимаясь по лестнице финляндской резиденции, он, прихрамывая, заметил насмешливо о своей хромоте: “Ленинградский фронт”. Я тут же спросил, с финнами или с немцами он воевал. Он с улыбкой заверил, что с немцами.