Царь и совет отослали меня на время в Ярославль (Yeraslave), за 250 миль[359]. Много других происшествий случилось со мной, их вряд ли стоит описывать. Известия, которые доходили до меня, были иногда приятны, иногда ужасны. Бог чудом сохранил меня. Но однажды ночью я предал свою душу богу, думая, что час мой пробил. Кто-то застучал в мои ворота в полночь. У меня в запасе было много пистолетов и другого оружия. Я и мои пятнадцать слуг подошли к воротам с этим оружием.
— Добрый друг мой, благородный Джером, мне нужно говорить с тобой.
Я увидел при свете луны Афанасия Нагого (Alphonassy Nagoie), брата вдовствующей царицы[360], матери юного царевича Дмитрия (Demetries), находившегося в 25 милях от меня в Угличе.
— Царевич (Charowich) Дмитрий мертв, сын дьяка, один из его слуг, перерезал ему горло около шести часов; [он] признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти, у нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство!
— Увы! У меня нет ничего действенного.
Я не отважился открыть ворота, вбежав в дом, схватил банку с чистым прованским маслом (ту небольшую склянку с бальзамом, которую дала мне королева) и коробочку венецианского териака.
— Это все, что у меня есть. Дай бог, чтобы ей это помогло.
Я отдал все через забор, и он ускакал прочь. Сразу же город был разбужен караульными, рассказавшими, как был убит царевич Дмитрий[361]. А четырьмя днями раньше были подожжены окраины Москвы и сгорело двенадцать тысяч домов. Стража Бориса захватила добычу, но четверо или пятеро подкупленных солдат (жалкие люди!) признались на пытке, и было объявлено, будто бы царевич Дмитрий, его мать царица и весь род Нагих подкупили их убить царя и Бориса Федоровича и сжечь Москву[362]. Все это объявили народу, чтобы разжечь ненависть против царевича, его матери и их семьи. Но эта гнусная клевета вызвала только страшное отвращение у всех. Бог вскоре послал расплату за все это, столь ужасную, что стало очевидно, как он, пребывая в делах людских, направляет людские злодейства к изобличению. Епископ Крутицкий (Crutetscoie) был послан с 500 стрельцами, а также с многочисленной знатью и дворянами[363] для погребения царевича Дмитрия в алтаре св. Иоанна (как мне кажется) в Угличе[364]. Вряд ли все думали в то время, что тень убитого царевича явится так скоро и погубит весь род Бориса Федоровича[365]. Больную, отравленную царицу постригли в монахини, принося ее светскую жизнь в жертву спасения души, она умерла для света. Все ее родственники, братья, дяди, приверженцы, слуги и чиновники были разбросаны в опале по разным секретным темницам (Denns), осужденные не увидеть больше божьего света.
