Богдан Вельский, главный любимец прежнего царя, был в это время в опале, сослан в отдаленную крепость [города] Казани (a castell and town remott Cazan) как опасный человек, сеявший смуту среди знати в эти тревожные времена[279]. Главный казначей старого царя Петр Головин (Peter Gollavine), человек высокого происхождения и большой храбрости, стал дерзок и неуважителен к Борису Федоровичу и в результате также попал в опалу и был сослан под наблюдением Ивана Воейкова (Vioacove)[280], фаворита князя-правителя, а по дороге лишен жизни[281]. Князь Иван Васильевич Шуйский (Suscoie), первый князь (prime prince) царской крови, пользовавшийся большим уважением, властью и силой, был главным соперником [Бориса] в правительстве, его недовольство и величие пугали. Нашли предлог для его обвинения; ему объявили царскую опалу (displeasur cast upon him) и приказали немедленно выехать из Москвы на покой. Он был захвачен стражей под началом одного полковника, недалеко от Москвы, и удушен в избе дымом от зажженного сырого сена и жнива[282]. Его смерть была всеми оплакана. Это был главный камень преткновения на пути дома и рода Годуновых, хотя еще многие подвергались подозрению и постепенно разделили эту участь. Я был огорчен, увидев, какую ненависть возбудил в сердцах и во мнении большинства князь-правитель, которым его жестокости и лицемерие казались чрезмерными. Однажды [он] взял меня с собой и вышел через почтовые ворота с немногими из своих слуг, не считая его сокольничих, посмотреть охоту его кречетов на журавлей, цапель и диких лебедей. Это поистине царская забава, особенно с их выносливыми ястребами, когда не нужно заботиться о том, что птица убьется, а выбор их большой и все они совершенны. Нищий монах вдруг подошел к нему и сказал, чтобы он поскорее укрылся в доме, так как не все пришедшие позабавиться его охотой — его истинные друзья. В это время около 500 всадников из молодой знати и придворных ехали якобы для оказания ему почестей при проезде его через город. Он полагал, что никто не должен знать о том, куда он едет, или следовать за ним. Он последовал совету монаха и, устремившись за молодым соколом, спущенным на другую сторону реки, переправился и ближней дорогой поспешил домой, оказавшись у ворот Кремля раньше, чем прибыла эта компания. Я видел, что он был сильно встревожен и рад, что благополучно вернулся во дворец; там его ожидали епископы, князья, дворяне и другие просители со своими челобитными (peticions), причем иные не могли попасть к нему в течение двух или даже трех дней, потому что он пользовался обычно тайным проходом в покои царя. Я просил его оглянуться и выйти к ним на крыльцо. Он сердито посмотрел на меня, будто бы я советовал что-то недоброе, однако сдержался, вышел к ним, приветствовал многих и принял их прошения при громких выкриках: „Боже, храни Бориса Федоровича!“ Он сказал им, что представит их челобитные царю.
