В прежние времена христианское вероучение и Церковь порицали тех, кто бряцал оружием. Убить врага в битве, пусть даже с целью самозащиты, считалось грехом и требовало покаяния.
На рубеже XI–XII веков отношение Церкви к войне изменилось. Возникло представление, что война не только не противоречит христианской этике, но даже может служить религии, может быть Священной войной. Все это способствовало оправданию крестовых походов и привело к ним. Картина изменений в мышлении и религиозном сознании развернута в известной работе К. Эрдмана «Возникновение крестоносного мышления».
Если война может быть священной, если она служит религии, если Церковь призывает к войне и благословляет воинов, то до появления воинского монашеско-рыцарского братства — рукой подать, и сделать это тем проще, что перемена в отношении христианской религии к войне превращала воинское ремесло в ремесло христианское, порождала новое рыцарство с одному ему присущей этикой. Похоже, переход от рыцаря-христианина к рыцарю-монаху, соблюдавшему монашеский устав, но взявшему в руки оружие, уже назрел. И все же не следует недооценивать трудности, с которыми столкнулся не только Гуго де Пэн со своими рыцарями, но и значительно позднее уже сложившиеся духовнорыцарские ордены. Свидетельство тому — история Немецкого ордена.
Немногочисленное братство Гуго де Пэна (в нем было, вероятно, не более десяти братьев) прекратило свое существование в результате гонений. Их упрекали в недозволенном сочетании монашеского образа жизни и военного дела. Должно быть, Гуго опасался, что основанный им орден продержится недолго, — как и множество других недолговечных монашеских братств, о которых нам ничего или почти ничего не известно.
Нетрудно понять, что породило вставшие перед Гуго трудности. Во-первых, переоценка роли воинов не так легко внедрялась в сознание христиан, чтобы воины-монахи не вызывали чувства протеста. Время, когда борьба с оружием в руках почиталась за грех, еще не ушло в прошлое, и богословская литература, на которой воспитывались и которую творили образованные монахи, отражала былые ценности. Духовно-рыцарский орден неминуемо должен был встретить отпор.
Во-вторых, таково было отношение к любому вновь основанному ордену, так как он вызывал недоверие уже существовавших братства. Если он добивался успехов, то неизбежно навлекал и нападки. Мало того, мыслилось, что лица, не вступившие в братство монахов или в монастырь, но желавшие участвовать в его религиозном служении и приносить ему пожертвования, станут учредителями новых братств и перестанут оказывать благодеяния прежним подопечным.
