Поравнявшись со мной, Шмитт на ходу улыбается и кивает, не прерывая своей телефонной беседы.
Облом! Провалилась моя встреча! Мне, как всегда, не повезло. Что теперь делать? Догнать его? На секунду у меня возникает такое намерение, но, увидев, как он прикипел к трубке, как увлеченно разговаривает, сопровождая слова неловкой жестикуляцией, я понимаю, что, если сейчас помешаю ему, он меня просто-напросто пошлет подальше. И я уныло бреду прочь.
Честно говоря, мне даже непонятно, куда идти. Тропинки скрещиваются и расходятся, то выбегая в поле, то углубляясь в лесную чащу. Мои кроссовки тонут в жидкой грязи и промокли насквозь, да и сам я порядком замерз.
Проблуждав какое-то время, я все-таки обнаруживаю более или менее прямую просеку, выбираюсь из леса и на повороте дороги сталкиваюсь лицом к лицу со Шмиттом.
Стою и не верю своим глазам. Собаки весело скачут вокруг него, а он что-то мурлычет на ходу. Увидев меня, он замолкает и кивком дает понять, что помнит нашу встречу. Я, не раздумывая, восклицаю:
– Ну вот, теперь вы убедились, что земля круглая?
Он отвечает смешком – мое остроумие явно пришлось ему по душе.
А я спешу продолжить, понимая, что такой случай упустить нельзя:
– Я обожаю ваши книги, месье Шмитт.
Смех замолкает. Может, ему хочется сохранять инкогнито, выходя на прогулку? Может, ему не нравится, когда его узнают? Он пристально смотрит на меня, мысленно сопоставляя эти два имиджа – любителя его творчества и гуляющего шутника. И наконец смягчается:
– Значит, вы обожаете мои книги? Ну ладно, не буду вас разочаровывать. Это доказывает, что у вас хороший вкус.
– Я всеми ими просто упивался!
– Всеми? – недоверчиво повторяет он. – Ну это уж вы преувеличили. Я и сам не помню, сколько я их написал.
– Сорок.
– Сорок… да неужели? – вздыхает он, состроив растерянную мину.
Это он изображает рассеянного скромника.
– Месье Шмитт, окажите мне любезность. Теперь, когда вы знаете, что земля круглая, я хотел бы вам напомнить, что она круглая не всегда и не для всех.
Он опять смеется. Его решительно все веселит, этого человека. О чем же говорит его смех – служит ли он ему защитой или отражает его врожденный оптимизм?
Собаки улеглись у его ног, скрестив передние лапы, и терпеливо ждут; на их мордах написана вежливая скука.
– Моя газета собирает мнения видных деятелей…
Лицо Шмитта темнеет. Слово «газета» его насторожило.
– Какая газета?
Отвечаю дрожащим голосом:
– «Завтра», газета, выходящая в Шарлеруа.
