. Потом Он освобождает, по ходатайству Моисея, свой народ от фараонова ига, но тут же насылает на Египет десять казней – нашествие лягушек и комаров, саранчу, язвы, отравленные воды, – завершив все это смертью египетских младенцев! Далее Он устраивает свой второй геноцид – кровавую баню в Земле обетованной, с целью ее очищения от прежних поселенцев – ханаанских племен. Я уж не говорю о Его предписании Соломону уничтожить недругов, Давиду – ликвидировать филистимлян, о псалмах, дышащих ненавистью… Разгневанный Бог неистовствует, раздувает кровавые войны, попирая все законы человечности. Но Ему мало убивать воинов, он ополчается на женщин и детей, самую слабую и самую невинную часть гражданского населения. В Новом Завете Он слегка унялся – хотя и послал родного сына на крест, – однако в последнем томе, Апокалипсисе, снова начал бушевать, пугая людей ужасающим пророчеством, согласно коему четыре всадника – на белом коне, на рыжем, на вороном и на бледном – принесут в мир чуму, войну, голод и смерть…
[14]Захлебнувшись, она с трудом переводит дыхание.
– Ну а в Коране Он продолжает раздувать угли. Прочти суру «Коровы»[15] и сравни ее с Второзаконием Библии: и там и тут Бог призывает уничтожать неверных…
– Я знаю.
– Откуда?
– Я сейчас читаю Коран.
Одобрительно кивнув, она продолжает:
– Ни один священный текст не скрывает поразительной свирепости Господа нашего.
И, откинувшись на спинку стула, вещает дальше:
– А что же мы все – ты, я и прочие люди – делаем в течение всей истории человечества? Мы обвиняем человека, вменяем ему в вину то, что он прикрывает Богом собственную жестокость, но что, если все наоборот, если это Бог прикрывается человеком, дабы утолить собственную ярость? Мы утверждаем, что Бог ограничивается всепрощением, но что, если это человечество ограничивается всепрощением во имя Божие? Мы твердим, что людская злоба приводит к кровопролитиям, но что, если это Божественная злоба? Мы говорим о жестокостях, творимых именем Божьим, но что, если они воплощают собой безжалостную волю самого Господа?
Она резко придвигается ко мне:
– Вот какое следствие я должна была бы вести, вот кого мне следовало бы допрашивать – этого вселенского убийцу-рецидивиста, самого великого и страшного в Истории. Мы ведь располагаем многовековыми свидетельствами, исповедями, – впрочем, я предпочитаю называть их доносами. Так в чем проблема? А в том, что существует срок давности. И остается расследовать деяния только сегодняшнего Бога! Но я остерегусь привлекать к этому комиссара Терлетти. Ты представляешь его рожу, если ему предложить такое – итальянцу, носящему на своей волосатой груди медальончик с Мадонной?! Да он ужаснется, этот парень, у него вся шерсть дыбом встанет. Я уж не говорю о генеральном прокуроре, тот просто сочтет меня сумасшедшей или круглой идиоткой. Я бы предпочла второе, но и это плохо кончится: меня отстранят от следствия, да и просто выгонят с работы. Ибо если уж Господь, крестный отец всей этой мафии, соткал свою паутину, то, уж конечно, обеспечил себе надежное прикрытие и верных помощников. Он опутал весь мир, так что мне деваться некуда.
