Незабываемые певцы | страница 9

Такой оказалась и грустная, задушевно-лирическая мелодия-вальс И.А. Шатрова «На сопках Маньчжурии».

В 1905 году, после подписания мира, Мокшанский полк перевели на Урал. Каково же было удивление начинающего композитора, когда он услышал там собственное творение. Оно ходило по рукам переписанным. Оказывается, мелодию успели завезти туда те, кто побывал в отпуске.

Ноты вальса издали только через два года. «На сопках Маньчжурии» играли на всех инструментах, пели всеми голосами, под него танцевали на всех вечерах. Царские органы просвещения даже решились официально рекомендовать музыку «для исполнения в учебных заведениях».

Тем не менее радость автора была недолгой. Ее омрачило вынужденное знакомство с полицмейстером. Нашелся держиморда, который не разделил общего восхищения и придрался к тому месту нот, где музыкальную фразу сопровождала реплика: «гнев солдат!» Ноты конфисковали. Шатров едва избежал наказания за «подстрекательство» верноподданных защитников престола.

К вальсу написано много текстов. Среди авторов и сам композитор и писатель Скиталец и стиходел Н. Ларин, некогда покоривший модисток песней «Маруся отравилась». Тексты непрерывно изменялись, варьировались и дошли до нас в разночтениях. Например, начало: «Страшно вокруг, и ветер рыщает…» или «Грозно вокруг, лишь ветер гуляет…»

«Шалепин» – упоминалось в афише московского театра Солодовникова 8 сентября 1896 года…

Но вот 23-летний юноша исполнил партию Сусанина, и фамилию стали писать правильно. Сам Стасов сказал, что юноша превзошел «бога пения» Анжело Мазини.

Впрочем, это известно.

Книги, газетные статьи, письма, фотографии, рисунки, афиши и, наконец, граммофонные пластинки – такова сегодняшняя шаляпиниана.

Ничто не говорит лучше о гениальности певца, чем сам его голос, звучащий четыре десятилетия то гонгом, то органом. Подобно своему одногодке – Карузо, наш великий Шаляпин оставил большое звуковое наследие – около двухсот грамзаписей.

Шаляпин был в числе первых русских артистов, вставших перед рупором звукозаписывающего аппарата и сломивших предубеждение к граммофону.

Освоение незнакомой техники далось ему не сразу и весьма нелегко. Очевидец вспоминает о первом сеансе 1901 года:

Федор Шаляпин (1913)

«Успешно прорепетировав несколько романсов, артист приготовился петь, аппарат был пущен в ход, но Федор Иванович молчал и только слабо шевелил губами. Когда аппарат был остановлен, артист заявил, что петь для граммофона он никогда не будет… В этот раз, в самом деле, он сел на извозчика и уехал».