Конечно, нельзя продать место, использовавшееся когда-то в качестве борделя. Ни одна уважающая себя семья не захочет здесь жить. Но Джесс думала, что никто не узнает. Она была так глупа. Так наивна.
Возможно, когда-нибудь вспыльчивый холостяк и купит все это, но гораздо дешевле, чем Джессика заработала своим трудом, и тогда она сможет уехать. Но это произойдет только в будущем, через несколько лет. А сейчас налоги за текущий год были уплачены. Еще десять долларов. С таким же успехом могла быть и тысяча. Также существовала перспектива голодной зимы. Даже если она захочет умереть – это будет медленный путь. Джессика не могла голодать, но и не могла лишиться этой ужасной, заброшенной фермы, которой владела, а у Калеба были деньги.
Девушка потратила весь субботний вечер, размышляя об этом. Думая о Калебе. Он не прикасался к ней часто во время ухаживаний, но когда делал это, тело Джессики словно светилось. Его рука на ее запястье – самое простое прикосновение, а она уже дрожала от греховных мыслей.
Калеб целовал ее несколько раз, только потому, что она его просила. Говорил, что это неправильно. Что не мог воспользоваться ею. Но, Боже, эти поцелуи были прекрасны.
В последний раз, прежде чем уехать в Калифорнию, Калеб попытался отстраниться, как только тепло его рта коснулось ее. Джессика притянула его назад, и вцепились пальцами в рубашку мужчины, чтобы удержать рядом. Он успокоился немного, а затем, вдохнув из ее рта, руками обхватил лицо Джесс с такой нежностью, что ее тело, казалось, стало жидким.
Расплавленным, горячим и пульсирующим. И мысль об этих руках на ней снова…
Но руки Калеба больше не прикоснутся так к ней. Они не обхватят ее лицо, не погладят запястья или щеки. Но это по-прежнему были руки Калеба. И она любила их.
Джессика уселась за кухонный стол писать послание. Несмотря на грубый деревянный пол и голые полки на кухне, бумага для писем у нее была отличного качества. У Джесс осталось несколько вещей, которые не были проданы, чтобы заплатить за долги отца, и личные бланки одни из них. Ей очень хотелось выцарапать выбитые инициалы, но это было бы ребячеством. Девушка носила то же имя, несмотря на то, что была совершенно другим человеком.
Джессика заплела волосы и надела шляпу с полями, которая была опущена достаточно низко, чтобы держать лицо в тени. Девушка запечатала письмо в конверт, написала на нем имя Калеба, и отправилась седлать мула Билла.
Было воскресенье. В это время все находились на службе в церкви. Она могла приехать в город, оставить письмо Калебу и уехать, прежде чем кто-нибудь узнает ее.
