В апреле 2013 года на телевидении была передача, в которой показывали Музей. В этой передаче было сказано, что он организован в 1938 году. Вообще-то, это не соответствует действительности. Могу абсолютно точно заявить, что в годы моего пребывания на Полигоне с 1958 по 1963 никакого музея в Кубинке не было. Было много старых танков, как довоенных, так и времён войны. Было много трофейных танков разных стран. Были танки, поставлявшиеся нам в годы войны из США и Великобритании. Было много опытных образцов современных отечественных танков, прошедших испытания и оставленных на Полигоне. Эти танки числились в подразделении, которое имело условное наименование “Подразделение ***”.
Танки и другие бронированные машины иностранного производства стояли на открытой площадке служебной территории у главного корпуса, на которую был выход из бокса нашей лаборатории. Танки и боевые машины отечественного производства располагались в закрытых боксах Подразделения ***. Доступ в эти боксы был ограничен, так как с некоторых опытных образцов, включая и те, которые не были приняты на вооружение, не был снят гриф секретности. Никаких экскурсий в боксы Подразделения ***, где хранились образцы отечественных танков, или на открытую стоянку у главного корпуса Полигона, где стояли образцы зарубежных танков, в годы моего пребывания на Полигоне не проводилось.
Боксы Подразделения *** использовались также отделом хранения бронетанковой техники Полигона. Для каждого принятого на вооружение объекта бронетанковой техники разрабатывались методы и средства, предназначенные для их консервации при длительном хранении без эксплуатации.
Попутно расскажу об одной ситуации, которая однажды сложилась на Полигоне. Когда-то, на заре организации Полигона, приказом Министра обороны ему были определены две организационные структуры, в составе которых должны были находиться танки и боевые машины, проходящие или прошедшие испытания. Так появились испытательный танковый батальон и танковая рота хранения. Воинские должностные категории офицеров в этих формированиях соответствовали аналогичным должностным категориям в войсках. А по численности боевых машин была огромная разница. В войсках рота насчитывала 10 танков, батальон – 32 танка. В испытательном батальоне Полигона численность боевых машин не была постоянной, но не опускалась ниже 100 единиц. А в роте хранения Полигона было более 100 машин. История произошла вскоре после моего ухода с Полигона, когда хорошие человеческие связи ещё сохранялись. На Полигон был назначен новый начальник, генерал-майор. Он долгие годы служил в войсках, а на Полигон пришел из Академии с должности начальника кафедры эксплуатации бронетанковой техники. Вступив в должность начальника Полигона, он начал знакомиться с подразделениями. Побывав в нескольких испытательных отделах, он зашёл в роту хранения. Командира роты и его заместителя на месте не оказалось, нового начальника встретил старшина роты. Он представился, как и положено: “Старшина роты старшина сверхсрочной службы такой-то”. Фамилию этого старшины не помню, но в лицо его я хорошо знал. Генералу почему-то пришло в голову спросить у старшины, сколько в его роте машин. Старшина ответил: “В роте 118 машин, товарищ генерал”. Генерал знал, что в роте должно быть 10 машин, он закрыл глаза, помотал головой и повторил вопрос: “Вы, наверное, меня не поняли. Я спрашиваю, сколько у вас в роте машин”. Старшина повторил ответ слово в слово. Генералу стало плохо, он покачнулся, но окружающие из свиты его подхватили, не дали упасть. Срочно вызвали врача из медсанчасти Полигона. Врач, жена моего первого начальника отдела, определила, что генерала надо везти в госпиталь. У него оказался инфаркт миокарда. Он долго пролежал в госпитале, потом его отправили в отпуск. А закончилось всё тем, что начальником Полигона он пробыл менее года и ушёл в отставку. Вот такая грустная история.
