Мы в дальней разлуке | страница 22
Для восстановления утраченного престижа власти не нашли ничего лучшего как найти крайнего. «Козлы отпущения» не заставили себя ждать. Ими стали осуждённый за шпионаж бедолажный полковник Мясоедов[9] и несостоявшийся «военный гений» великий князь Николай Николаевич. Арестовывали Мясоедова два генерала Генерального штаба — Бонч-Бруевич и Лукирский, помешенные на шпиономании и германофобии. Впрочем, оба давно были активными деятелями тайного общества Братства Звезды, целенаправленно работающие на разрушение Российской империи и пытающиеся наладить активные контакты высших офицеров Генштаба с левым, радикальным крылом социал-демократов. На должность Главковерха император Всероссийский не нашел ничего лучше, как назначить себя, любимого. Видимо лавры «военного гения» не давали спать спокойно и ему. Случилось это впервые после Петра Великого. До этого самодержцы предпочитали доверять ведение войн профессионалам и надеялись на умение и мастерство своих воевод. По поводу этого назначения, впрочем, среди россиян ходили разные мнения. Наиболее верноподданнические и наиболее недальновидные слои потирали от удовольствия руки:
— Ужо царь придёть — порядок наведёть и крамолу изведёть! Энтот-то заставит енералов по струнке ходить.
Большинство, однако, недоверчиво хмыкало:
— Ну, теперича, гвардейский полковник генералами накомандуется! А уж немка-императрица уж точно развернётся. Германский Генштаб отныне не только своими войсками командовать будет, но и супротивника.
Их было немного, но находились и такие, кто утверждал:
— Ворон ворону глаз не выклюет, а барин барину и подавно. Генералы — баре, а царь — самый главный барин. А умирать придётся нам, мужикам.
Словом, что бы Николай II не предпринимал — недовольными оказывались все.
Немецкая машина продолжала неумолимо продвигаться вперед. В течение июня пали Перемышль, Лобачев, Львов. Русские войска были вынуждены оставить Галицию, с таким трудом занятую в прошлом году. Многотысячные людские потоки русских людей из Галиции ринулись вслед за отступавшей русской армией. Узколицые и черноволосые, шумные и суетливые, совсем непохожие на дородных невозмутимых малороссов, они заполнили своим странным говором местные базары, майданы и улочки южнорусских городов. Много веков оторванные от основного русского тела, сохранившие тем не менее свою русскость, они были обречены на полное истребление мстительными австрияками и новосозданными украинцами, особо жестокими, как все адепты новой веры. Беженцы с ужасом рассказывали о поголовном уничтожении тех жителей Галиции, кои отказывались предать заветы своих предков и стать не русинами, но украинцами, о повешенных православных священниках, о расстрелянных учителях, о страшных лагерях смерти для русских.