Конвоир пригласил одного из задержанных к Холодкову, другим сказал:
— Придется, граждане, обождать.
Молодой человек в гимназической фуражке сел на свободный стул, стоявший между дверью кабинета и столом Михаила. Огляделся, зевнул, затем, поймав взгляд Донцова, спросил:
— Слушай, товарищ, долго мне здесь кантоваться?
С арестованными разговаривать не полагалось, но этот не был похож на арестованного. Держался свободно, называл товарищем, к тому же по-свойски на «ты».
— А что у вас?
— Проверили документы, а в паспорте прописки нет. У них, — кивнул на остальных задержанных, — то же самое. Главное — работа стоит. Я весовщик на станции.
— Сейчас разберутся, отпустят, — обнадежил Михаил.
— А я тебя, товарищ, вроде помню, — улыбнулся весовщик. — Не учился ли в гимназии Александра III?
— Учился. — Вопрос несколько удивил Михаила — парня в гимназической фуражке до встречи на Парапете он никогда но видел.
— Значит, однокашники, — совсем обрадовался весовщик. — Я до седьмого класса дошел.
— Гасанку Нуралиева знаешь? — переходя на «ты», как-никак однокашник, справился Михаил.
Весовщик глазом не моргнул.
— А как же? Папиросы у него покупаю... Такой жмот...
От Холодкова вышел первый из задержанных и свободно покинул канцелярию. Весовщик подмигнул Донцову — ну вот, дескать, всего и дела-то.
— Кто Корытин? — спросил конвоир, переводя взгляд с одного задержанного на другого.
— Я.
Весовщик молодцевато вскочил, ловким движением сдвинул назад складки гимназической рубашки, смело вошел в кабинет. Конвоир опустился на его стул.
Все было буднично, и Михаил не подозревал, что доходит последняя минута его спокойного канцелярского бытия.
В кабинете Холодкова что-то стукнуло, будто упала табуретка, раздался крик «Стой!» и почти одновременно — выстрел.
Тело Михаила среагировало раньше, чем кто-либо, в том числе и он сам, осознали смысл происшедшего. Конвойный еще вставал со стула, Костя еще только обернулся на шум. Муса, Шура и Сима вскинули головы, двое задержанных дружно подались вперед, а Михаил уже рванул на себя дверь. В какие-то доли секунды взгляд схватил главное: поперек письменного стола лежал стул, сбитая им трубка телефонного аппарата валялась на полу. Холодков, держась левой рукою за голову, сжимая в правой наган, падал животом на подоконник распахнутого окна.
«Бежал в окно», — отпечаталось в сознании. Кто бежал, зачем бежал, — все эти второстепенные данные еще обрабатывались, искали своих связей где-то в глубинах мозга, а первая необходимая связь «бежал — окно» уже передала приказ мышцам. Одним прыжком Михаил очутился около второго, ближайшего, окна, вскочил на подоконник и бросил себя вниз с головокружительной, как показалось, высоты.
