— Нет, милая. Ты будешь работать в дешевом борделе, где веселится матросня. И держать тебя будут в запертой комнате, под охраной. Я уже договорился с хозяином борделя.
Глаза Ирины расширились, губы мелко задрожали.
— Зачем тебе это нужно? — пробормотала она хрипло.
Рауль усмехнулся, снова почувствовав себя хозяином положения, и объяснил:
— Чтобы ты всегда была под рукой. Если твой муж вздумают нас обмануть — я устрою ему показательную акцию. Привяжу его к стулу и заставлю смотреть, как тебя насилуют сразу пятеро матросов. После такого зрелища он готов будет спеть любую песню.
Ирина сделала над собой усилие и твердо проговорила:
— Это неправда. Ты просто пугаешь.
— Да ну? — Рауль усмехнулся. — Поживем — увидим.
Он скользнул взглядом по фигуре Ирины.
— Кстати, а у тебя действительно очень хорошее тело. Мне кажется, хозяин борделя будет сдавать его в аренду только капитанам судов. Ты можешь принести ему кучу денег.
Ирина сжалась еще больше.
— Ладно, не парься. — Рауль поднял с пола рюкзак и забросил его на плечо. — Пей свою воду. Я не хочу, чтобы ты подохла от жажды.
Он повернулся и твердой поступью зашагал к железной двери.
Лязгнул замок, и Ирина снова осталась одна. Она тут же схватила с пола бутылку, свинтила крышку и приникла к горлышку распухшими губами. Напившись, Ирина смочила водой ладонь и протерла лицо.
Она почувствовала себя немного лучше.
— Я не сдамся, — прошептала она хриплым от отчаяния и боли голосом. — Не сдамся.
Ирина обвела взглядом пакгауз. Он был совершенно пуст, если не считать помятого железного ведра, которое Рауль оставил Ирине в качестве нужника. Единственным, источником света здесь были проржавевшие дыры в железных стенах пакгауза.
Никаких идей у Ирины не было. Она подергала руками цепь. Балка, к которой та была приделана, выглядела крепкой и надежной. Ни сломать, ни расшатать ее не удастся.
Тогда Ирина осмотрела железный браслет, стягивающий ее щиколотку. Браслет крепился железной скобой замка. Сломать его тоже не представлялось возможным.
Внезапно Ирина почувствовал такой острый приступ отчаяния, страха и тоски, что едва не завыла. Но вместо воя из горла ее вырвались рыдания.
— Я никогда отсюда не выберусь, — шептала она, размазывая по лицу слезы. — Никогда…
