– Это напоминает, – засмеялся Евгений Павлович, долго стоявший и наблюдавший, – недавнюю знаменитую защиту адвоката, который, выставляя как извинение бедность своего клиента, убившего разом шесть человек, чтоб ограбить их, вдруг заключил в этом роде: «Естественно, говорит, что моему клиенту по бедности пришло в голову совершить это убийство шести человек, да и кому же на его месте не пришло бы это в голову?» (8, 236)[72]. В начале третьей части Радомский опять упоминает о «кривом взгляде» на вещи этого защитника. Достоевский, таким образом, возвращает внимание читателей к делу Горского. Смысл этого возвращения не только в том, чтобы еще раз подчеркнуть одинаковость искажения идей и нравственных понятий у этого преступника и у компании Бурдовского. Проводимая Евгением Павловичем аналогия – одно из доказательств того, что это явление достигло чрезвычайных размеров. Выступая противником теории среды, Мышкин в разговоре с Радомским выражает одно из устойчивых авторских мнений послекаторжного периода. Он ссылается на личный опыт посещения острогов и делится своими наблюдениями над тем, что «самый закоренелый и нераскаянный убийца все-таки знает, что он преступник, то есть по совести считает, что он нехорошо поступил, хоть и безо всякого раскаяния». Представители же нового поколения молодежи, совершая «невозможные» преступления, «не хотят себя даже считать преступниками и думают про себя, что право имели и… даже хорошо поступили, то есть почти ведь так» (8, 280).
Позднее о «шатости нравственных оснований» общества будет в несколько шутовской манере пространно и экспрессивно высказываться Лебедев. Основной смысл его суждений сводится к тому, что с распространением атеизма и антихристова духа в человечестве не стало единой «связующей мысли», «направляющей сердце и оплодотворяющей источники жизни» (8; 312, 315). Истинность этих идей, вполне разделяемых самим Достоевским, ярко иллюстрируется не только исповедью, но и всей короткой жизнью Ипполита, завершающейся на страницах романа.
18 (30) мая 1868 года Достоевский писал А. Н. Майкову, извиняясь за своего пасынка П. А. Исаева, в котором, несомненно, находил много общего с «современными позитивистами»: «Какое направление, какие взгляды, какие понятия, какое фанфаронство! Это типично. <…> Ведь еще немного и из этаких понятий выйдет Горский или Раскольников. Ведь они все сумасшедшие и дураки. Что с ним будет, не знаю, – только Богу
