Сергей, наоборот, горько упрекал разведчика:
— Ты что, неспособен даже удержаться на дереве?
— Провалиться мне сквозь землю, это меня Урсу скинул с дерева!
— Что ты мелешь, разве Урсу был на дереве?
— Не был… Но… то есть…
И только теперь Трясогузка понял, почему он упал. Урсу все время был на земле. А кто же тогда его так толкнул? Кто его ударил? Ведь кто-то ударил его кулаком по макушке, от этого он утратил равновесие и упал.
В большие двери школы проскочил в конце концов и последний из последних. Дед Тимофте сердито взглянул на него, даже глухо кашлянул несколько раз, но это скорее для того, чтобы тот посмотрел на себя, так как у него был такой вид, что хоть караул кричи. Однако несколькими движениями сорванец смел все до единого следы своего загадочного и бесшабашного подъема и спуска по дереву. Рубашка заправлена в штаны, ворот разглажен, носки подтянуты, штаны отряхнуты — и все это за несколько секунд. Даже больше — он еще успел хитровато подмигнуть деду Тимофте, потом засунул руки в карманы и глянул, насвистывая, на разорванные штаны Трясогузки.
Но Трясогузка не слышал его и не видел. Он только спрашивал, еще не зная, что к нему прилипло прозвище, данное Тиком:
— Кто же это к черту меня скинул?
Но в ответ прозвучал только хохот взъерошенного сорванца, который бегом поднимался на второй этаж.
7
Дед Тимофте повесил колокольчик на место в уголке в коридоре, но не сразу пошел посмотреть, что делается на дворе и в саду, как это всегда делал. Он постоял немного в коридоре, почистил и набил трубку, следя за дверью канцелярии. Ему надо было перекинуться несколькими словами с учителем географии и природоведения, классным руководителем восьмого класса. Он хорошо его знал еще с того времени, как тот юношей с белокурым непокорным чубом, уверенный и быстрый в движениях, с веселым открытым взглядом впервые поднялся по ступеням лицея, чтобы начать здесь преподавание своего предмета. Дед Тимофте был тогда первым проводником нового учителя в школьных лабиринтах. Юноша оказался пытливым, он не пропускал для этого ни одной возможности: взбирался на гряды, заглядывал во все ямы и рвы, интересовался каждым деревом; в нем чувствовалась жажда знать все, познакомиться со всем на своей новой родине — так он называл школу и ее владения.
— Эта школа — настоящая родина, родина, в которой нельзя чувствовать себя плохо…
— Это уж как сказать, — попробовал возразить ему сторож. — Может, вам захочется уйти отсюда… Не знаю уж, кто мне говорил: странствовать — это очень красиво…
