- Постараюсь, - сквозь стиснутые зубы отвечал рю Кравитц.
Оборотень спустил вниз сеть:
- Постарайся руку засунуть так, чтобы если пальцы соскользнут, не выпутаться, - посоветовал он.
- Не дурак, - последовал ответ.
Сандр продел здоровую руку в несколько широких ячеек.
Весь проверил крепость торчащего из стены обломка доски, закрепил на нем сеть и начал потихоньку сползать в пролом.
- Давай руку… Еще чуть-чуть… Я тебя сейчас сдерну. Готов?
- Готов…
К тому моменту, как Веславу удалось рывками стащить плотное тело рю Кравитца на край штыря, Сандр был бледен, как мертвец, что вовсе не мешало ему шипеть ругательства сквозь зубы. К удивлению оборотня, потомок древнего аристократического рода выражался как пьяный матрос, т.е. виртуозно, образно и не задумываясь. Ругался он до того момента, когда, наконец, сорвался со штыря и ухнул вниз, издав единственный за прошедшее время крик боли. Невольно почувствовав к товарищу уважение, Весь крикнул:
- Держись!
И с усилием вытянул из пролома сначала себя, а затем Сандра. Оба задыхаясь, повалились на ступени.
- Долго ты собирался там висеть? – отдышавшись, поинтересовался Гроден.
Рю Кравитц поморщился и промолчал.
Оборотень покосился на него. Не хотел парень звать на помощь, ясно. Думал, сам выберется, а не вышло!
- Слушай, все спросить тебя хочу, - Весь скинул с себя курсантскую куртку и, отодрав рукав от рубашки, принялся перетягивать ему плечо, - почему ты Закасу тогда, в больнице, в рожу дал? Ты же за фаргу заступился, не за человеческое дитя!
- Дитя – оно дитя и есть! – покачал головой Сандр. – Ну как тебе объяснить, серый… У меня две сестренки-близняшки в таком же возрасте, как та рыжулька. Я тому, кто их обидит, глотку зубами порву не хуже оборотня!
- Венец творения – люди, говоришь? – уточнил Гроден, скрывая улыбку – отчего-то на душе у него было хорошо. – Зубами, говоришь? И в чем тогда между нами разница?
***
На туалетном столике в шахматном порядке были расставлены шкатулки и футляры, пеналы и сундучки: Ее Светлость рю Филонель задумчиво разглядывала драгоценности, подаренные ей королем. Тонкие пальцы герцогини сладострастно перебирали аграфы и броши, ожерелья и цепочки, подвески, серьги, браслеты, шпильки, заколки, медальоны, пудреницы и пряжки. Пожалуй, она могла бы вспомнить историю каждой вещи… если бы захотела.
Аграф с филигранью и драгоценными камнями полетел в сторону. Агнуша резко встала и, подойдя к окну, распахнула створки. Ночь была прохладна, как объятия неродной матери, а где-то там, в Лималле, пахло травой, вечной зеленью и хвоей лесов. И луга в горах казались цветными озерами, в которые хотелось упасть, раскинув руки и утонув взглядом в глубинах небес. Тоска, ставшая привычной, острой иглой впилась в сердце. Что толку тянуть время, когда и так все ясно?
