— Ты знаешь, Урсула, это мистер Скребенский, — сказал дядя Том своим задушевным голосом.
Невольно вспыхнув, она повернулась к незнакомцу, как бы для того, чтобы подтвердить, что она его знает, и снова засмеялась дрожащим, взволнованным смехом.
В его глазах мелькнули огоньки, полурассеянное внимание обратилось в сосредоточенное. Он был в возрасте двадцати одного года, с гибкой фигурой и темными волосами, зачесанными назад.
— Вы надолго сюда? — спросила она.
— У меня месяц отпуска, — сказал он, поглядывая на Тома Бренгуэна. — Но мне надо посетить различные места и успеть побывать повсюду.
От его слов на нее повеяло внешним миром. Как будто бы она сидела на вершине горы, а у ее ног простирались смутные очертания всего света.
— У вас месяц отпуска? Где же вы служите? — спросила она.
— Я инженер в армии.
— А! — воскликнула она радостно.
— Мы оторвали тебя от занятий, — заметил дядя Том.
— О, нет, — живо возразила девушка.
— Она не стала дожидаться, пока ее оторвут, — добавил отец.
Это была сказано так неуместно. Она сама может сказать за себя.
— Вы не любите заниматься? — спросил Скребенский, поворачиваясь к ней и ставя вопрос по-своему.
— Некоторыми предметами я занимаюсь охотно, — ответила Урсула. — Я люблю французский, латынь и грамматику.
Он пристально наблюдал ее, сосредоточив все свое внимание, затем покачал головой.
— Я не охотник до этого, — сказал он. — Все говорят, что инженеры — мозг армии. А я полагаю, что я потому и поступил в инженеры, чтобы воспользоваться силой чужого ума.
Его слова звучали одновременно легкой насмешкой и печалью. Это тронуло и заинтересовало ее. Умен, или нет, он во всяком случае был интересен.
Ее привлекала его прямота и независимость. Она чувствовала, что линии их жизни начинают сближаться.
— Дело не в уме, — сказала она.
— А в чем же? — послышался ласковый, полунасмешливый голос дяди Тома.
Она повернулась.
— Дело в том, чтобы люди обладали мужеством, — ответила она.
— Мужеством для чего? — продолжал дядя.
— Для всего.
Том Бренгуэн криво усмехнулся. Отец с матерью сидели молча, внимательно прислушиваясь. Скребенский ждал; Урсула говорила для него.
— Все — это значит ничего, — со смехом заявил дядя.
В эту минуту он был ей противен.
— Она не применяет на деле того, что проповедует, — заметил отец, проводя рукой по волосам и заложив ногу за ногу, — у нее самой мало на что хватает мужества.
Урсула не стала отвечать. Скребенский сидел молча с выжидательным видом. У него было неправильное, почти некрасивое, довольно плоское лицо, с толстым носом. Но глаза были прозрачными и ясными, темные густые волосы были мягки, как шелк, усы мало заметны. При великолепной фигуре движения отличались легкостью, а кожа была тонкой и смуглой. Рядом с ним отец казался неуклюжим, а дядя Том надутым. Но все-таки он очень напоминал отца, только в более изящном варианте и еще он был таким блестящим, несмотря на свое некрасивое лицо.
