Существовал он на нищенскую пенсию за погибших родителей, которую ему нерегулярно выплачивал Союз партизан города Сараево. Чаще голодный, нежели сытый, Мелви питался летом грибами, собранными на Требевиче, зимой ел их же, только сухие, приготовляя многочисленными, одному ему известными способами. Этому его научил философ Иван Фохт, также одна из живописнейших сараевских личностей, худой, сгорбленный мужчина средних лет с густыми рассыпающимися волосами, профессор эстетики, которому осточертел Темный Вилайет, – вот он и запил. Пытаясь излечиться, по совету врача, прогулками по лесу, он открыл мир грибов. Пить тем не менее не прекратил, но, похоже, изобрел идеальную закуску. Он ел и ядовитые грибы, наслаждаясь их особенным вкусом, предварительно приняв лекарство, нейтрализующее грибной яд. Таким образом, он неоднократно умирал – оставаясь при этом живым. Автор «Введения в эстетику» был бы, наверное, забыт еще при жизни, если бы не написал и не выпустил в свет знаменитую книгу «Все о грибах», которая неоднократно издавалась и была переведена на основные языки мира. И профессор Фохт, и Мелви Альбахари, похоже, предпочли общество грибов обществу людей.
Впрочем, Мелви не только верил в свою принадлежность к избранному народу, но и убедил себя в том, что Господь отметил его ранней плешью на темени, как у ветхозаветных жрецов. Эту мысль поддерживал его духовный отец, белградский композитор Энрико Иосиф, и Мелви часто, сняв с себя всю одежду, стоял нагой на вершине Требевича, словно живая скала, разговаривая без посредников с небом, ветхозаветными пророками и Иеговой. Он овладел английским, заучивая словарь по алфавиту, статья за статьей, начиная с «а», неопределенного артикля, или обозначения кораблей первого класса, кончая последней, «zymosis» – кипение или ферментация. Целый год в белградском Еврейском доме на Космайской улице, который одновременно служил синагогой, он питался только закупленными оптом по дешевке яблоками, потому что вычитал где-то, что в этом фрукте присутствуют все элементы, необходимые человеку для жизни.
Я, ребята, Мойьиа Альбахари,
Как бы мне за это не набили харю… —
напевал ему Хамза Хумо, у которого было много друзей среди сараевских сефардов.
Он дружил с Исааком Самоковлией, сараевским врачом, который бесплатно лечил бедняков и писал рассказы о своих соплеменниках, грузчиках и старьевщиках из Бьелавы.
Мелви неодолимо притягивал Большой мир и жизнь в нем, о которой рассказывали нам в «Двух волах» старики. Молодой атлет с непривлекательной внешностью, кривым сефардским носом и выдающейся нижней челюстью, он мечтал однажды оказаться в нем, считая себя избранным в этой сумрачной котловине, которую дядюшка Ника называл «караказаном».
