Все присутствующие осенили себя крестным знамением.
— Когда от монастырских строений остались токма уголья, я утвердясь молитвой, ночью пробрался в посад, а оттуда дружинники провели меня в городец, слава господу нашему покормили и представили пред твои светлые очи воевода.
— Трудник Дионисий, сказывай как через татарские дозоры в нощи пробралси?
— Светлый воевода! Дык я как рассудил: татаровья спать тож хочут. Выстовят они дозор, да не везде, тот дозор должон по тропочкам да по лесочкам хаживать, а ночка то тёмная, да росная! Вот оно и зябко. Да кого имя бояться? Их вон, как песка в нашей речке Дресвянке. Вот они и жмутся к пастухам, что в ношное коней пасть снаряжены. А с собой собак берут, что б они кого унюхали и тот час забрехали.
— Тем более, ты как от собак схоронился?
— Дык нет тут никакой мудрости! Я когда мальцом у тяти с мамкой жил, мы налаживались на огороды монастырские хаживать. Сильно не бедокурили, а немного репы надергаем, да вишеньем полакомимся. Сады они вона какие — сторожей на них один, два, да собак столько же. Мы, как только собаки нас почуют, сразу за дерево. А с собой кошку в мешок берём, как только вытряхнем кошку-то, они за ней, та на дерево, они брешут на неё, пока сторожа не подойдут. Оне и отташщат собак. Вот я и сотворил такую хитрость. Да и грех на душу взял. Один из дозорных шибко любопытный оказался: решил обойти рощицу. Более дозора нести не могёт.
— И как ты его без оружия взял?! — изумился я отчаянной храбрости трудника.
— Дык вот — Дионисий покрутил концами своей опояски, — Я тихонько распустил пояс и сзади набросил на шею супостата. Взял нож, да саблю, колчан со стрелами взял и лук, он его в руках держал. Твои дружинники отняли всё оружие у меня.
— Принесите — я махнул рукой воинам, стоящим у двери.
Миг, провал, темнота — и я рассматриваю кривую саблю.
— А што, это сабель очень даже сподручная в ближнем бою! Пока мечом размахнешься, он ею тебя три раза достанет! Много и не надо — в шею, локоть или под колено, кровью изыдешь! Сколько у наших дружинников таких наберётся?
— Мало, десятка три, а можа и поболе!
— А кузнецы смогут такие смастерить? — я воткнул саблю в бревно.
Темнота. И снова я на настиле из бревен, мягкие сапоги чувствуют их отбелённые дождями да ветрами бока. Метрах в трёхстах от крепостной стены суетились полсотни мужчин — подкладывали под медные котлы дрова, подносили воду. Вдалеке, от крайних шатров, отделилась группа людей, по одежде было видно, что это женщины. Подгоняемые тычками и ударами плетей они приблизились к котлам. Тут произошло страшное: с гортанными криками на них набросились вороги. Рубили руки, секли шеи. Особенно врезалась в мой мозг картина: молоденькая девушка рванулась в строну, смертельное отчаяние придало ей силы, но пробежала она немного, густая трава сплела босые ноги, а подбежавший ворог, схватил её за косы и поволок по земле. Второй, злобно вереща, резким ударом сабли отсёк бедняжек голову. Хохоча и повизгивая от злобы и азарта, они швыряли её голову друг дружке.
