Она равнодушно пожала плечами, уверенная в своей лояльности. Ада никогда ни словом, ни делом не предавала их идеалы, она никогда даже не позволяла себе сомневаться в том, что делает Президент. Так чего ей опасаться в самой справедливой стране на свете?
– Думаю, ты зря беспокоишься. Даже если меня вызовут, все очень быстро разрешится. Я же ничего такого не делала.
– Ну да, ну да, – пробормотал он и замолчал, допивая кофе. Ей вдруг стало его жалко.
Это был единственный человек, которому она могла доверять – они так сильно зависели друг от друга. Когда-то, восемь лет назад он остался рядом с ней в самое тяжелое время, еще перед ее замужеством, после скандала, верил в нее, бегал по студиям, предлагая ее, защищая ее. Может быть, он просто жалел потраченных на нее сил, может, сыграла роль его интуиция – и действительно она принесла ему за это время такое количество денег, как ни одна другая актриса своему агенту. Но он остался верен ей тогда, и, какими бы ни были его мотивы, она это ценила. Если бы она не знала, что в глубине души он ее просто ненавидит за все неприятности, что она ему причинила, она могла бы даже полностью на него положиться. Но он то ли не отдавал себе отчета в этой ненависти, то ли просто не принимал ее в расчет, умело отделяя эмоции от работы. В любом случае, если бы он помогал ей тогда из чисто альтруистических соображений, она бы ему не доверяла. Она не привыкла считать, что людям от нее ничего не нужно.
– А что с Комиссией? – Спросила только для того, чтобы его отвлечь.
– Да, как обычно, придем и будем доказывать, что фильм не надо сокращать вдвое. Там претензии к хронометражу и паре эпизодов, один с тобой.
– Тот, что с монологом, или без белья? – С любопытством спросила она. Цензурный комитет временами был непредсказуем. То пропускал откровенно эротичные фильмы, то резал за простое появление на экране без бюстгальтера.
– С монологом, – он отмахнулся. – Нам не так уж важно, зарежут его или нет, но режиссер взбеленился. Считает это ключевым моментом твоей роли, я ему обещал помочь.
Она рассмеялась.
– Ключевой? Он дурак, я давно это говорила. В моих фильмах все ключевые эпизоды происходят в постели.
Она не могла не понимать, что критики – их было немного и с годами они звучали все тише – утверждавшие, что играет она из рук вон плохо, правы. Она, наверное, умела лучше. Но что играть? Что? Пустые пафосные страдания, обнажения, преувеличенные сентиментальные страсти? Она старалась, как могла. Но если в фильме не было мелодрамы и сцены, в которой она раздевалась, фильм проваливался в широком прокате.
