Он наклоняет голову, выбираясь из машины.
— Я никого не видел на дороге.
Я только взялась за ручку двери, как меня настигло головокружение.
— Черт, я надеялась, что ты видел, кто мог ударить меня.
Он идет прямо по грязи, огибая машину спереди и, дойдя до меня, останавливается.
— Ты помнишь что-нибудь о том, как выглядел автомобиль?
Я качаю головой и начинаю дергать дверь.
— Я видела только свет фар.
— Позволь мне сделать это, — он протягивает руку и открывает дверь машины.
— Спасибо, — говорю я Ашеру, представляя его в фетровой шляпе и полосатом костюме, будто сейчас 1940-е года, а парни джентльмены. Пригибая голову, я проскальзываю в машину, и он захлопывает дверь. Внутри машины приятно. Кожаные сиденья, противоугонная приборная панель — это то, что мой отец хотел сделать на Челенджер. Но теперь он ушел, покоится на дне озера, вместе с моей смертью, которую я больше не могу увидеть, почувствовать или попробовать.
Я тяжело вздохнула. Что, если моя смерть исчезла? Ашер прыгает в машину и пристегивается ремнем безопасности, затем смотрит на меня и хмурится.
— Что случилось?
— Ничего, — я пристегиваюсь ремнем безопасности. — Я просто думала о моей машине, лежащей на дне озера. На самом деле, это был автомобиль моего отца.
— Мне жаль, Эмбер. — он нежно сжимает мою руку, а затем переключает ручник, по-прежнему держа мою руку. Я напрягаюсь от прикосновения, но от спокойного отдыха расслабляется тело.
— Я в порядке. — я смотрю из окна на контуры деревьев, в то время, как он нежно гладит заднюю часть моего запястья, и у меня сбивается дыхание. — Он был старый и разваливался. Наверное, поэтому тормоза и отказали. — но в глубине души, мне кажется, были замешаны «Дэнни Зуко» или парень, которого он якобы видел в моей машине.
— Что это была за машина? — отпустив мою руку, он включает обогрев, и теплый воздух приятно согревает мою сырую одежду.
Я обняла себя за плечи.
— Додж Челленджер 1970 года.
Он медленно свистит.
— Черт, это плохо.
Я пожала плечами, наблюдая, как мы петляем через горы вокруг озера.
— Это просто машина. Я буду жить.
— Вы с отцом были близки? — его голос звучит осторожно.
Я ковыряю черный лак на ногте большого пальца.
— Да, мы были довольно близки. Я к нему переехала, когда мне было четыре года и жила с ним, пока он не исчез.
— Как он умер? — спрашивает он и добавляет. — Можешь не говорить, если не хочешь.
— Я не уверена, — говорю я тихо. — Полицейские не нашли его тела, но они обнаружили его машину в горах и его… кровь была повсюду.
