Пропагандируемая как светлейшая и бескорыстнейшая из всех возможных видов любви, Святая Материнская Любовь в какой-то момент жизни ребёнка, а нередко и ещё во время беременности, превращается из естественного природного явления в самоцель, средство управления и даже формирует установки, долгие годы впоследствии мешающие дочери или сыну создать собственную семью, обрести реализацию в любви и в жизни. Привязка к матери и полный её диктат, часто всецело скрытый Благими Намерениями (скрытый и от самой матери тоже, и такая неосознаваемая, бессознательная материнская любовь особенно опасна), неспособность отпустить в жизнь, отпустить во Взрослость и в Другую Любовь – всё это приводит к мучительному перемещению по одним и тем же векторам – полшага к Себе, два шага Обратно к Матери.
И ближе к пятидесяти Дочь выглядит так же, как и Мать, несмотря на то что та старше на двадцать с лишним лет, – Мать держит форму за счёт энергий дочери.
Как-то в Эстонии редактор издательства, которое переводило и издавало книги Мастера, не очень хорошо знавшая русский язык, на встрече с читателями назвала Материнскую Любовь: «Матерная любовь».
– Правильно, правильно! – поддержал её ошибку по Фрейду Мастер.
Действительно, вот такую всеконтролирующую, всепожирающую «любовь» по-другому, кроме как «матерная», и не назовешь.
Сейчас Мастер видел, что Ольге Фёдоровне принципиально важно, чтобы её послушались. Это не был вопрос здоровья уже очень взрослой Юленьки, это был вопрос Принципа, вопрос, Кто Главнее, привычного уклада, и ещё – Ольге Фёдоровне не очень хотелось сидеть с раскапризничавшимся (но горячо любимым, с этим же никто не спорит) Бенедиктом, и тем более не хотелось идти с ним в номер и убаюкивать мальчика, пока Юлия всё же искупается.
Другими словами, Педагог оберегала свою зону комфорта, зону неприкосновенности. И, как это нередко бывает, это оберегание своего было тщательно закамуфлировано под проявление Материнской Любви.
«Да, чего только нет в материнской любви, – подумал Мастер, – а настоящей любови-то на самом деле мало в этом Материнском Чувстве».
Не кричите, не машите руками.
На самом деле немного.
Мастер видел, что Юлия готова сказать какую-либо резкость; Бенедикт канючил, требуя картошку фри и мороженое и гоняя по тарелке ломтики овощей. Мастер легко встал, сходил к столу с напитками, принёс два высоких «взрослых» стакана с молоком, мимоходом поставил один около мальчика.
– Оно тёплое, – сказал спокойно, глядя прямо в глаза Ольге Фёдоровне. – Оно – тёплое. А вы знаете, кстати, что очень удачно выбрали для себя одежду? Бабочка – древний символ женственности, женской силы, волшебства, постоянного преображения от Красоты к Красоте. Вы ведь также готовы преобразиться, Ольга Фёдоровна? Понимаете, ваш юбилей, тут, около Адриатики, – это же просто волшебно. И бабочки очень кстати.
