– Аллё, Берёза! Почему молчишь? Не слышно! Что?
– …Твою дивизию! Выплюнь печеньку изо рта и говори членораздельно, я ничего не понимаю! Бульканье одно!
– Товарищ полковник, не понял… Я вас не понял… плохо слышно…
– Связист, я ничего не слышу! Где связь… твою мать?!
И всё это сливается в постоянный фоновый гул, абоненты у аппаратов с раскрасневшимися лицами, всклоченными волосами, выпученными от злости глазами, упорно продолжают добывать информацию.
В общем – связь – это НЕРВ потому, что когда связываешься, то сильно нервничаешь…
…Раннее утро. По пустынной песчаной дороге, ведущей от полкового вододрома в городок, прыгая и телепаясь на ухабах, на максимально возможной скорости летел автомобиль «Нива» апельсинового цвета. Если в ту пору на дороге оказался встречный прохожий, то он обязательно пришёл бы в ужас от увиденного. А напугал бы его тот факт, что за рулём не было видно водителя. Вернее, торчали его руки, крутящие баранку, а там, где по идее должна быть голова, было пустое место и только маячила огромная, потерявшая форму, фуражка. Дело в том, что машиной управлял начальник службы связи полка майор Лексейко, обладающий маленьким ростом (всего метр сорок пять!) и для того, чтобы достать до педалей, ему приходилось съезжать вниз по сиденью. На дорогу он смотрел сквозь рулевое колесо. Не знающих ситуации, эта картина, неизменно, приводила в недоумение и трепет…
Майор Лексейко слыл человеком замкнутым, не добрым и на редкость хладнокровным, служил долго и давно никуда не торопился. Пенсия была уже не за горами, и поэтому главной заботой нашего героя было отслеживание, где и что в полку плохо лежит или не крепко прикручено, а также решение проблемы, как это плохо лежащее утащить в свой гараж. Мало кто из сослуживцев знал о его стремлениях и подспудных желаниях. Подчинённые за глаза называли его «Злобным Карликом». При своём малом росте имел прекрасные физические данные, в свои сорок три легко вертелся на перекладине, хорошо бегал, но за собой не следил, был неопрятен. Носил старый выцветший китель, мятые, с вытянутыми коленками галифе, давно не видевшие утюга, стоптанные сапоги. Довершала неприглядную картину большая фуражка, сшитая когда-то по индивидуальному заказу во Львове, с обвислыми краями, как у старой сыроежки. Пружина в ней давно ослабла и проржавела, поэтому от края к центру головного убора – жирному тёмному пятну от потеющей лысины, проходили хорошо заметные коричневатые полосы. Лексейко любил всё большое. Вместо стандартной полевой офицерской сумки он носил большой артиллерийский планшет, превосходящий её по размерам в два раза, болтаясь у него на боку, он спускался ниже колен и мешал хозяину нормально ходить, так, что майору приходилось его постоянно придерживать руками и подтягивать вверх. Даже лучший друг у него был большой! Дружил он с командиром третьего батальона, рослым, более двух метров, подполковником. Тот так же имел свои особенности и имел прозвище – «Полтора раздолбая». Был Лексейко человеком известным. Но известность эта пришла к нему исключительно по одной причине – в полку всё время были проблемы со связью. А уж на учениях вообще беда! Там, в большинстве случаев, связи не было совсем. Каждый выезд «в поля» был сопряжён с серьёзными трудностями – штаб полка не мог управлять подразделениями, а также не мог связаться со штабом дивизии. Ругань и нервозность по поводу не работающих телефонов, сломавшихся радиостанций, разряженных аккумуляторов были обыденным делом. И естественно все вспоминали и костерили майора Лексейко. Однако, последний, не смотря ни на что, сохранял спокойствие удава и никогда не переживал по этому поводу. Бывало командир полка, который не смог связаться с подразделениями, в результате чего уже более часа находящийся в полном неведении где и что делает подчинённая ему воинская часть, разъярённый, практически в бешенстве выскочит из бункера и орёт:
