— Что?
— Послушай меня сейчас очень внимательно.
Она попыталась высвободиться, но Кремнев сжал плечо сильнее.
— Нас обоих в любой момент могут убить. Понимаешь, в любой момент.
Мэри затихла и смотрела на Егора широко открытыми глазами.
— Поэтому не надо строить планов на скорое и внезапное освобождение. Санта-Клаус сюда не долетит. А если долетит, то его собьют ракетой. Единственный способ остаться в живых и, может быть, выбраться — это вести себя как можно тише. Если боевики заметят, как у тебя горят глаза, они не станут спрашивать почему.
Мэри молча смотрела прямо в глаза Кремневу.
— Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
Она кивнула.
— Поэтому не задавай мне больше таких вопросов. И вообще не упоминай больше о побеге. Даже про себя не думай. Все, что будет нужно, я скажу тебе сам.
Она снова кивнула.
— Я поняла. Не сердись. Просто, когда ты появился здесь, Егор, я поняла… нет, почувствовала, что ты — это путь к спасению. Хотя ты был ранен, без сознания и всю ночь бредил про какого-то медведя. Вначале я думала, что ты умрешь, но ты выжил, и я поняла, что не ошиблась.
— Пару недель назад я ходил на охоту и убил медведя.
— Настоящего?
— Плюшевого.
Мэри недоверчиво посмотрела на Кремнева.
— Один?
— Один, Вот этими Вот руками.
Кремнев притянул к себе Мэри.
— Мы выберемся отсюда, — прошептал он ей на ухо. — Мы обязательно выберемся отсюда. И одну тебя я здесь не оставлю.
Мэри сглотнула и повернулась к Егору. Их глаза встретились.
При благоприятных обстоятельствах за этим взглядом последовало бы закономерное продолжение, которое, как правило, заканчивается совместным утренним завтраком в постели.
Но обстоятельства были неблагоприятные.
Поэтому, когда сверху послышались приближающиеся шаги Фарука, оба вздохнули с облегчением.
Мэри быстро отвернулась в сторону и начала машинально поправлять волосы, а на лице Кремнева появилось выражение, которое появляется у школьника, который только что разбил стекло в рекреации, но, поскольку никто не видел, усиленно делает вид, что это не он.
Открылась решетка, заглянул Фарук.
Но сейчас вслед за ставшей традиционной широкой улыбкой, предназначенной Мэри, последовала еще одна, даже слегка заговорщицкая, адресованная Кремневу.
Оба ели молча, избегая смотреть друг на друга. Оба понимали, что только что между ними что-то произошло, и от этого чувствовали неловкость.
Но пугало обоих не это.
Пугала мысль о том, что отныне проводить ночи вместе в этой яме им обоим станет гораздо сложнее, чем в то время, когда оба были просто товарищами по несчастью.
