И тут только Галина расплакалась, уткнувшись в промасленную, отсыревшую стежонку подруги - куда идти, что делать?
- В Мальте вам нельзя оставаться - поедом съедят и разлучат, рассудила Шура, смахивая ладонью под сырым простуженным носом, но оставляя под ним сажный бравый усик. - Вот что, братцы-кролики: катите-ка вы в Тайтурку, перекантуетесь пока у Груни, она баба из нашенских, путейских. Бобылка, бездетная, а изба у нее - просто избища, родичи завещали. Я ей записку черкну... Пойдемте-ка в бригадную теплушку, я вас приодену мало-мало: ведь голые почитай, вон, посинели ажно. А потом запрыгните в товарняк и через десять минут - Тайтурка вам. Заживете своей семьей. Распишитесь, глядишь. Ну, годится?
- Спрашиваешь! - оба и враз вскрикнули Галина и Григорий.
- Будто одной головой думаете, - порадовалась Шура, с интересом, но смущенно взглядывая на видного Григория. - У меня-то с моим ухажеришкой, с Кешкой-то Зубковым, не любовь, а одно горькое разномыслие.
Приодела она их в старые, поблескивающие масляными пятнами стежонки, в кирзовые, но почти новые сапоги, покормила картошкой в мундирах, посадила на площадку товарняка, попросив машиниста, чтобы тот притормозил возле Тайтурки. На прощание шепнула Галине:
- Какая ты счастливая! Вот парень у тебя, так парень!
Паровоз бесцеремонно пыхнул по вокзалу и людям паром, строго прогудел на всю округу и неспешно тронулся с места, весь жутко поскрипывая, будто старчески кашлял и кряхтел. Вскоре состав деловито катился по лесистой необжитой равнине, сминая навалы туманов. Сырой студеный ветер свистал в ушах Галины и Григория. Нахлестывало в лицо колкой мокретью. Нежданно-негаданно распахнувшаяся перед молодыми людьми вольная жизнь испугала их. Они прижались друг к дружке. "Что там впереди? Справимся ли с тяготами?" - быть может, хотели они спросить друг у друга.
Галина жутко озябла и, как покойник, посинела. Григорий сбросил с плеч свою стежонку, укутал ею поясницу и живот любимой. Но сам тоже - иззябший, издрогший.
Галина сбросила с себя его стежонку. Но Григорий строго сказал, плотнее укутывая Галину:
- Думаешь, только тебя грею?
- А кого ж еще? - удивилась Галина.
- Его, - указал он взглядом на ее живот.
И снова хватило у них сил засмеяться. Крепче обнялись.
Минули гулкий мост через норовившую выйти из берегов Белую. Открылась Тайтурка с серыми цехами и дымящими трубами лесозавода, теснившимися у железной дороги деревянными мокрыми домами и огородами с высокими почерневшими заборами. Так, усыпленные и обогретые счастьем, не воспринимая унылой обыденщины мира, и проехали бы мимо Тайтурки, словно все одно было для них, куда и зачем ехать, лишь бы быть рядышком друг к другу. Очнулись, когда здорово, со скрежетом дернулся, снова разгоняясь, притихший на считанные секунды локомотив. Григорий спрыгнул на высокую насыпь, бережно принял на руки Галину.
