От окна быстрым шагом приблизилась женщина в черном платье. Голубые глаза незнакомки расширились.
— Выньте кляп! — приказала, не отводя взгляд от лица Лиз.
Она была старше лет на пять. Лицо с выраженными скулами напряжено. Властные морщинки пролегли от носа к углам губ.
— Что вам от меня нужно? — пролепетала Лиз, едва шевеля сухим языком.
Незнакомка схватила девушку за шею обеими руками.
— Где мой муж, шлюха? Куда ты его задевала?
«Герцогиня Марлис?!»
Лиз в ужасе замерла, забыв даже дышать…
Лицо герцогини Дармштадской исказилось гримасой ненависти.
— Где он? Отвечай!
— Госпожа, вы задушите ее.
Герцогиня оглянулась на говорившего. Убрала руки.
— В подвал и на дыбу! Пусть все расскажет!
Лиз попыталась упасть на колени, но ее подхватили под руки и поволокли вон.
— Нет! Умоляю вас! Я все скажу! Герцогиня, Прошу вас! Всеми святыми!
Лиз волокли по лестнице вниз и тогда она крикнула что есть мочи:
— Я беременна от вашего мужа!
Слуги замерли.
— Верните ее! Быстро! — крикнула сверху герцогиня Дармштадская.
Лиз привели обратно в комнату.
Сняли веревки, усадили на стул. Герцогиня выгнала слуг.
Села напротив. Пальцы нервно сжаты в замок. Роскошные черные брови сошлись к переносице.
— Расскажи мне все, девочка. Я в этих землях полная хозяйка и от меня зависит твоя жизнь. Все честно и без утайки!
Лиз рассказала обо всем. Про картину, про мэтра Тоффини, про внезапную страсть герцога Дармштадского, про свое бегство. Про свой дар Лиз благоразумно умолчала.
В конце рассказа герцогиня смотрела уже не на Лиз, а на картину.
— Тоффини — колдун, а ты его приспешница! — прошипела герцогиня Марлис сквозь зубы.
— О, нет, ваше сиятельство!
— Молчи! Мне все ясно! Тоффини гореть на костре и тебе тоже!
Лиз заплакала.
Герцогиня позвала слуг и велела снять со стены картину с обнаженной нимфой и вынести вон.
Потом она потрогала живот девушки, нехорошо улыбнулась и вышла.
Лязгнул засов.
Сочельник и Рождество Лиз провела в этой комнате, молясь на коленях за себя и малыша. Герцогиня больше не появилась. Вместо ее явилась мрачная старуха в черном. Осмотрела девушку, помяла живот и ушла ни слова ни говоря.
Дни шли за днями. Лиз жила в комнате как тюрьме. Ее не выпускали никуда. Незнакомая служанка приносила еду и воду, уносила ночной горшок.
На вопросы Лиз служанка ничего не отвечала. Как глухонемая!
В комнате было тепло — труба от очага проходила по стене.
Жить можно, вот только как долго?
С мыслями о церковном суде с обязательными пытками и о позорной смерти на костре Лиз по ночам плохо спала.
