Ты ведь понимаешь? | страница 19

Он рылся в пластинках и размышлял, что дальше. Одно неправильное движение, один раз перепутаешь дорожку, и ты уже не при делах. Некий путь завершен, но, возможно, существуют еще и другие. Нужно выбираться отсюда, вернуться на факультет, сказать преподу, что готов завершить ту свою диссертацию. Некоторые вещи заканчиваются чуть раньше, чем человек планирует, и важно — заметить, когда конец. Он выбрал одну известную медленную вещь. Парень за стойкой кивнул ему и принялся убирать стаканы.

Отправляешься спать еще финансовым воротилой, а просыпаешься уже рикшей. И спрашиваешь себя: как это возможно? Куда делась моя вилла? Одна единственная ночь, и все меняется. Теперь ты спишь на улице, подкладывая под голову последнюю пару башмаков — чтоб не украли. Тебе никто не верит, когда ты пытаешься объяснить, как буквально только что был богат. Они смеются, а ты спрашиваешь себя, как это за одну единственную ночь ты овладел их языком и что случилось с твоим? Ты его больше не помнишь, поэтому не можешь обратиться за помощью ни в одно посольство. Да и кожа твоя как-то странно потемнела — и ты понимаешь, почему никто не верит твоим рассказам про то, что якобы ты был человеком, от которого зависела жизнь очень многих людей; а теперь ты ждешь, когда кому-нибудь потребуется, чтобы ты за миску риса провез его по улицам.

Ночи тяжелы. И каждую ночь ты надеешься, что снова проснешься в своей постели и поймешь, что все это тебе только приснилась. Но нет. А потом, однажды, в грязи перед тобой, все еще продолжающим надеяться, заблестит перстень. Ты поднимаешь его, вытираешь, разглядываешь, как он блестит. Возможно, он золотой. Ты быстро прячешь его в свой ботинок. Тебе известно: предусмотрительным надо быть. Если кто прознает, что перстень у тебя — возможно, ты вообще больше не проснешься.

Вся печаль развеялась. Ты уверен: теперь дела пойдут в гору. Одна единственная ночь, и все меняется. Ты думаешь: если перстень настоящий, если это начало нового богатства — я никогда больше не засну. Слишком опасно. Одна единственная ночь, и все меняется.

а ведь все время решал, — сказал он себе. Он был зол — автомат сожрал его деньги. Он тряханул всю конструкцию, но алюминиевая баночка выкатываться не желала. Наконец, сдавшись, он попил воды из-под крана. Она не была маркирована, но жажду утоляла. Поражение в схватке с машиной он компенсировал, забрав всю мелочь из блюдца при входе в туалет. Он рассуждал, что в счет должно быть включено и потраченное время, но по его расценкам выходило столько медяков, сколько он бы не смог даже поднять.