Джо с уважением относился к тому опыту, который я получал благодаря буддийской практике, но постоянные походы в парильню он явно использовал в качестве теста – хотел убедиться, что в моих жилах течёт кровь настоящего воина.
В первый заход в парильне обычно было так жарко, что я начинал задыхаться и был на грани потери сознания. Когда я уже дошёл до того, что принялся судорожно глотать ртом воздух, я вдруг вспомнил, что мне следовало бы замедлить дыхание. Я медленно втянул обжигающий воздух поглубже в лёгкие, и благодаря жару погрузился в некое подобие транса до самого конца нашего первого захода. Всё смешалось воедино – жар, звуки барабана, песнопения и молитвы. И фоном к этому круговороту был страх – страх смерти.
Второй заход оказался ещё почище первого. Не знаю, как долго он длился, но я уже готов был затянуть: «Хо митакуе оясин» (Мы все одной крови!) – молитву племени Лакота, произнесение которой означает, что дверь в парильню пора открывать, – когда это, к моему облегчению, сделал сам ведущий церемонии. Все присутствующие подхватили пение, и это было самое раскатистое исполнение «Хо митакуе оясин», какого я не слышал в парильне ни до этого, ни после. Я не протянул бы внутри ни минутой больше. Потом было ещё два захода, один жёстче другого, и в конце концов я вырубился и пролежал на полу довольно много времени.
Когда мы ехали обратно через часовню, капеллан остановил нас и спросил Джо: «Что ты сделал с Флитом? Он красный как рак!» Джо улыбнулся и сказал: «Да уж. Жар в этот раз был хорош. Это был жар, достойный настоящих воинов. У тебя получилось, брат. Теперь ты воин».
Это, впрочем, было слабым утешением. Я подозревал что это не пройдёт даром для моего здоровья, да и сам Джо выглядел довольно неважно – он откинулся на спинку кресла и обмяк. По дороге домой мы оба не проронили ни слова.
Джо умер от рака лёгких через два месяца после того случая. За два дня до его смерти мы последний раз вместе посетили ритуальную парильню – место, где Джо чувствовал себя дома. В этот раз сильно не разогревали – Джо готовился к смерти. После окончания церемонии инипи (так у индейцев называется парильня) и завершающей передачи священной трубки он не стал выходить наружу.
Даже когда мы сняли одеяла с ивовых прутьев, конструкция из которых служила каркасом парильни, Джо всё ещё лежал на земле, придвинувшись поближе к тёплым камнями, свернувшись в позу эмбриона и уткнувшись лицом в лоно своей любимой «Бабушки Земли». Кто-то из участников церемонии начал беспокоиться, что Джо умер, а я тихо сказал: «Нет, вряд ли. Я думаю, он просто практикует».
