Нефертити. «Книга мертвых» | страница 47



— Из каких материалов вы создаете эти чудеса? — спросил я.

— В основном из известняка. Из гипса. На глаза идут алебастр и обсидиан.

— А краски? Как вы достигаете таких цветов? Они такие яркие, такие живые.

Тутмос встал позади бюста и стал показывать, не касаясь пальцем поверхности.

— Ее кожа — это тонкий известняковый порошок, смешанный с еще более тонким порошком красной охры, оксидом какого-то металла. Желтый — сульфид мышьяка, красивый, но ядовитый. Зеленый — стеклянный порошок с добавлением меди и железа. Черный — уголь или сажа.

— И из всех этих порошков и металлов вы создаете иллюзию реальности.

— Можно и так сказать. Но в таком виде это похоже на накладывание грима. Это отдельная реальность. Она переживет всех нас. — Тутмос почтительно посмотрел на свою работу.

— А подобных изображений Эхнатона вы не делали?

Он пожал плечами:

— Только в последнее время. В первые годы он позировал другому скульптору.

— Я видел эти статуи. Люди находят их очень странными.

— Он знает, что мы живем в век образов. Он потребовал, чтобы его видели не таким, как всех предшествовавших ему фараонов, поэтому художники и изменили старинные пропорции. Они сделали его выше человеческого роста, высокого, как бога, и соединили в нем мужские и женские черты, и более того. Образы очень мощные. Эхнатон понимает это лучше, чем кто-либо.

Он знает, что образ — это часть политики. Он воплощение Атона, изображения сделали его таковым независимо от вида его смертного тела. Искусство имеет дело не только с красотой и правдой, но и с властью.

Затем он накинул на свое новое творение ткань, скрыв глаза и эти немые губы, и задул лампу.

Тутмос снова опечатал комнату, и мы в молчании пошли по коридору назад. Тут я случайно заметил, как что-то блеснуло в открытом дверном проеме. Тутмос обратил внимание на мой интерес.

— А, моя красавица, золотой плод земного успеха.

Такой великолепной личной повозки я никогда не видел. Сооруженная явно для хвастовства, она была необыкновенно легкой — ее спокойно можно было поднять двумя руками — и идеальнейшего исполнения. Форма ее — широкий полукруглый, открытый сзади каркас из гнутого позолоченного дерева — была обычной, но качество работы и материалов, из которых были изготовлены прочие детали, было первоклассным. Я обошел повозку, наслаждаясь ее совершенством. Чуть тронул ее, и изящная конструкция немедленно отозвалась на мое прикосновение легким, пружинящим толчком и сдержанным гудением.