— Ты надеялся утаить это от меня, пока не придумаешь историю, чтобы оправдать свой провал при ответе на этот простой вопрос?
— Нет, Владыка.
— Не смей мне перечить.
— Я пытаюсь ответить на вопрос, Владыка. Вопрос этот не простой. И простите меня за мои слова в такой момент, но есть еще один вопрос.
Его взгляд был полон жгучего презрения.
— Какой еще тут может быть вопрос? Она мертва!
— Вопрос в том, действительно ли это царица.
Последовала страшная тишина. Голос Эхнатона, когда он заговорил, был полон сдерживаемого сарказма.
— Это ее одежда. Ее волосы. Ее украшение. Тело еще хранит ее запах.
Настал миг, чтобы ухватиться за соломинку возможности.
— Но внешность, Владыка, бывает обманчива.
Он повернулся ко мне, на его лице вдруг обозначилась страстная надежда.
— Это первая интересная вещь, которую ты сказал. Говори.
— Мы все бесконечно разнообразны, если говорить о фигуре, цвете глаз и волос, осанке, но мы иногда ошибаемся, когда думаем, что знаем кого-то. Как часто мы видим мелькнувшую на другой стороне улицы фигуру и окликаем школьного друга, которого много лет не видели, но это оказывается не он, а человек, в котором проявились его черты. Или глаза девушки, которую ты когда-то любил, сверкнувшие на лице встречной незнакомки.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю, что это женщина, которая выглядит как царица. У нее такой же рост и такие же волосы, такой же оттенок кожи, такая же одежда. Но без лица, этого зеркала, по которому мы узнаем друг друга, опознать ее может только тот, кто знал ее близко… интимно.
— Понятно.
Я опустил глаза, боясь нарушить хрупкое равновесие.
— С вашего позволения, Владыка, есть способ подтвердить, принадлежит ли это тело царице. Но это требует личного знания. Интимного знания.
Он обдумал то, что стояло за моими словами.
— Если ты ошибаешься, я сделаю с тобой то же, что сделали с ней. Я прикажу раздеть тебя донага, отрезать тебе язык, чтобы ты не мог молить о смерти, прикажу содрать с тебя кожу, полоска за полоской, разбить в кашу твое лицо, а затем прикажу бросить тебя в пустыне, где буду наблюдать твою медленную агонию, пока мухи и солнце не умертвят тебя.
Что я мог ответить? Я посмотрел ему в глаза, затем в знак согласия наклонил голову.
— Отвернитесь к стене.
Мы повиновались. Он снимал с нее одежду, обнажая тело. Я услышал, как легчайшим каскадом посыпались на пол песчинки. Затем тишина. Затем звук разбившегося о стену кувшина. Хети подпрыгнул. По комнате быстро распространился аромат пальмового вина. Следующее мгновение решит мою судьбу.
