— Я постараюсь.
— Тогда давайте начнем. Вы сообщили об исчезновении царицы?
Она кивнула.
— Когда я пришла ее одеть, госпожи в комнате не было. И постель была не смята.
— Расскажите мне о ваших отношениях с царицей.
— Я ее горничная. Зовут меня Сенет. Она выбрала меня еще юной девушкой, чтобы я жила с ней. Следила за одеждой, помогала с одеванием. Присматривала за детьми. Приносила ей требуемые вещи. Выслушивала ее.
— Значит, она с вами разговаривала? На личные темы?
— Иногда. Но у меня плохая память.
Она бросила быстрый взгляд на Хети, и я ее понял. Ей не подобает, да и опасно нарушать доверие царицы в его присутствии.
— Давайте вернемся к дням, предшествовавшим ее исчезновению. Вы можете это сделать? Расскажите мне все.
— Моя госпожа всегда счастлива. Каждый день. Но в последнее время я стала замечать, ее как будто что-то тревожило. Ее занимала какая-то мысль.
— Она царица. Разумеется, ее занимают разные мысли.
Вмешательство Хети явилось неожиданностью для нас обоих. Более того, даже он, похоже, удивился тому, что заговорил.
— От беседы будет больше пользы, если я проведу ее, не прерываясь, — сказал я Хети.
— Да, господин.
Но я почувствовал — по его телу пробежала волна напряжения, он словно прижал уши, как пес.
— Есть у вас какие-нибудь соображения, что ее тревожило? — продолжал я, снова обращаясь к Сенет.
— У Сетепенра, самой младшей принцессы, режутся зубки, и она плохо спит. Я знаю, это необычно, но госпожа сама нянчит своих детей.
Сенет устремила на меня взгляд, который я не смог до конца истолковать. Она действительно считает, что у царицы не может быть других забот? Или просто не хочет даже и начинать разговор о том, что бы это могло быть?
— Она любит детей?
— Очень. В них ее жизнь.
— Значит, она не оставила бы их одних надолго?
— Нет-нет. Ей невыносимо было оставлять их. Они не могут понять, что происходит…
Впервые взгляд девушки выдал глубину ее чувств, на глазах у нее выступили слезы.
— А теперь, пожалуйста, вернитесь мысленно к тому моменту, когда вы в последний раз видели царицу.
— Это было семь ночей назад. Детей уложили спать. Тогда она вышла и села на террасе, обращенной к реке и заходящему солнцу. Она часто так делает. Я увидела ее сидящей в раздумьях.
— Откуда вы знали, что она пребывает в раздумьях?
— Я принесла ей шаль. В руках у нее ничего не было — ни дощечки с текстом, ни папируса и кисти. Она просто сидела и смотрела на воду. Солнце уже село. Мало что можно было увидеть. Становилось темно. Когда я предложила ей шаль и зажженные лампы, она вздрогнула, как будто испугалась. Потом на секунду взяла меня за руку. Я обратила внимание на ее лицо. Оно было напряженным, утомленным. Я спросила, не могу ли что-нибудь для нее сделать. Она лишь посмотрела на меня, медленно покачала головой и отвернулась. Я попросила ее войти в дом, поскольку оставаться там одной казалось неподобающим. Она так и сделала и с лампой в руках пошла в свою спальню. Тогда я в последний раз ее и видела — идущей по коридору в свою комнату в круге света от лампы.
