Шорохов провел ладонью по грани обросшего ракушками камня-чемодана; что-то острое укололо палец — вверх потекла, как дымок из миниатюрной трубы, струйка коричневой мути.
«Кровь, — догадался Виктор. — Палец о ракушку порезал», — он по привычке хотел пососать ранку, но палец ткнулся в стекло иллюминатора. На этот раз Шорохов улыбнулся и продолжал ощупывать странный камень.
Что это? Самый настоящий гуперовский провод. Виктор только чуть-чуть пошевелил его и провод переломился.
«Перегорел в морской воде», — решил он.
— Возможно! — донесся голос Рыбакова по телефону. — Но соблюдайте величайшую осторожность. Осмотрите все и снимите патрон с мины.
Осмотрел. Другого провода Виктор не нашел. Может быть, он истлел раньше и совсем рассыпался от движения водяных струй? Кто знает?..
— Снимите патрон и следуйте к боту! — поступило приказание.
Шорохов снял прямоугольный, совсем легкий в воде предмет и, не спеша передвигая ноги, побрел к овальному пятну тени водолазного бота.
Вот патрон подан на борт. Донеслась команда.
— На шлюпке! Отвезти на полигон! — а затем в телефон, уже громче, раздался голос:
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — ответил Виктор.
— Поднимитесь наверх, отдохните.
— Нет, не стоит.
— Тогда приступайте к разоружению мины!
— Есть!
Шорохов подошел к мине, осмотрел ее.
— Отдохните! — поступил приказ.
Виктор послушно садится на обломок скалы, несколько секунд ни о чем не думает, а затем перед глазами его возникает лицо Оли.
— Это очень опасно? — казалось спрашивали ее губы.
Шорохову хочется сказать, что очень, и даже не так опасно, как непонятно, что это за подрывной патрон, какая еще ловушка может встретиться? Конечно же, очень, очень опасно. Ему хочется обо всем этом рассказать Оле, но он произносит:
— Нет, не очень…
— Что не очень?
— Не очень опасно, — повторил Шорохов.
Несколько секунд телефоны молчали, а потом донесся какой-то совершенно незнакомый голос Рыбакова:
— Виктор Иванович, учтите, что это очень, очень опасно. И поймите — сейчас вам ошибаться никак нельзя!
В голосе слышалась и отеческая ласковость, и твердость командира, твердость приказа. И Шорохову показалось, что Рыбаков сейчас здесь, рядом. Вот видны его поседевшие волосы, пристальный взгляд серых глаз, упрямая морщина между бровями.
«Да, ошибаться мне никак нельзя», — мелькнула мысль.
— Освободите штоки гидростатов! — донеслось по телефону.
Чтобы было удобнее работать, Шорохов снял один мешок, затем еще один. Верхняя часть мины была освобождена. Она оказалась точно такой же, как и первая, которую разряжал капитан третьего ранга Рыбаков, а потом показывал Шорохову и Бондаруку, как лучше, безопаснее разрядить мину такой системы, в какой последовательности работать над нею.
