Я пристально посмотрел на Олега и сказал:
— Всё просто, Олег, вы — психопат.
Отлично. Сказать психопату, что он психопат...
Олег уперся в меня своим тяжёлым взглядом, под которым я почувствовал себя ущербным. Но если я хочу что-то доказать этому антисоциалу и наладить с ним терапевтический контакт, мне нужно будет дать понять ему, что об меня он сломает зубы.
— А что дальше? — Олег все же отвел взгляд.
— Что дальше? — я говорил с некоторым апломбом. — После осознания своей психопатической личности идут действия по её коррекции. Личность можно изменить, но для этого нужны длительные сознательные усилия. Только через реальные поступки можно что-то изменить, только через реальные действия.
Я собирался дать Олегу шанс на исцеление, но, возможно, это было ошибкой и просто тратой сил.
В одном из вариантов варианте всё это, могло оказаться сложной, многоходовой манипуляцией. Я не знал, так ли это и мне сложно было представить себе, какую пользу для себя он мог извлечь.
С другой стороны, личностное расстройство Олега могло быть более тяжёлым и глубоким, нежели я представлял себе.
Я осознавал все риски (хотя, как мне кажется сейчас, переоценивал свои навыки и способности) и был готов рискнуть.
Понадобилось ещё некоторое время, прежде чем Олег стал раскрываться больше и перестал проверять прочность моих профессиональных и личных границ. Он также ответственно следовал тем рекомендациям, что я давал ему.
В определённый момент он стал всё больше рассказывать о своём прошлом.
— Понимаешь, Док, — Олег не смотрел на меня, было видно, что ему так проще, — отец всегда был уверен, что лучше он меня лишний раз накажет, чем похвалит.
— Ага, — я сочувственно кивнул, — боялся захвалить?
— Типа того. Поэтому единственное, что я помню про него — это побои. И постоянный страх, «а что будет сегодня»?..
— Что первое вы помните, Олег?
Олег задумался. Через минуту он проговорил с ухмылкой:
— Док, если бы ты спросил меня об этом лет пять назад, то я бы ответил, что мои первые воспоминания это 12 лет...
Плохой признак. Чаще всего, если человек не помнит себя в детстве, значит, ему есть, что не помнить.
— Но нет, — продолжал Олег, — на тюрьме я вспомнил себя совсем сопляком.
Олег резко посмотрел на меня, на лице играла улыбка, но глаза были мокрые.
— Мне девять лет, — он начинал говорить всё быстрее и быстрее, — у меня день рождение, отец с дружками и матерью нажрались в хлам, а про меня забыли. А когда вспомнили, то ему не понравилось, что я хожу с грустным видом! Ведь сегодня, сука, праздник! Он орал на меня, а я плакал. А его дружки смеялись. А он орал на меня до тех пор, пока я не обмочился и потом тоже стал смеяться. Мать пыталась что-то говорить против, но быстро сдалась и уснула. Она тоже была бухая. И вот я мокрый от мочи и соплей, в окружении взрослых гогочущих мужиков. «С днём рождения, Олеженька!»
