— Это что еще за Ханна? — резко и удивленно спросила бабушка.
— Да… они… Ее мама Метельщица Мина, — ответила я смущенно.
По дряблым щекам бабушки разлилась краска, но она не сказала ни слова. Я испугалась. Господи, опять что-то не так! Как будто Ханна виновата, что ее мать продает метелки и живет в богадельне! Тут уж я рассердилась на бабушку.
— Ханна хорошая! — крикнула я вызывающе.
Никакого ответа.
— Остальные ребята тоже ее любят. (На самом деле это было не совсем так, но чего не скажешь для пущей убедительности!)
— Делай-ка лучше свои уроки, — все еще мрачно ответила бабушка.
Она всегда была добра ко мне и очень привязалась к матери. Моего отчима, а своего племянника и воспитанника, сна считала самым ничтожным существом на свете. Нет, она не была пристрастной. Но все-таки, как она говорила, своя кровь — это своя кровь.
— Бедная Гедвиг! — частенько вздыхала она. — Он и не мог стать другим при такой матери, какая была у него. А отец? Его никогда не видели трезвым.
Мать отчима работала на фабрике и приходилась сводной сестрой той самой «образованной» белошвейке, которая так дружила с женой священника. Бабушкиного брата, трубочиста, она встретила случайно, когда тот пришел навестить сестру. Вот каким образом бабушка заполучила «образованную» родню. Обе женщины жили тогда вместе в одной комнате и работали на фабрике Драга в Норчёпинге.
До чего же интересно было слушать, как бабушка рассказывала обо всем этом матери!
— Ну и красив твой братец! Какой благородный! И как добр ко мне! Ну до чего ж красив! — говорила подруга бабушке.
— Берегись моего брата! Ты слишком хороша для него, не смей принимать его, когда меня нет дома! Многие считали его благородным и поплатились за это. Поведешься с пьяным трубочистом — сама перепачкаешься в саже, — предостерегала бабушка.
Но женщины в те времена работали в ночную смену, и, очевидно, когда бабушка уходила, появлялся трубочист.
— Уже через несколько месяцев я не слышала ничего, кроме жалоб, — рассказывает бабушка.
— Твой брат куда-то исчез, ты не видела его? Почему он больше не приходит ко мне?
Бабушка замолкает и трижды сплевывает через левое плечо.
— И подумай только, Гедвиг, у него было несколько детей. Другие-то женщины были по крайней мере находчивы, они выкручивались из этого положения и выходили замуж за других мужчин. Но большей дуры, чем эта кляча, я никогда не видывала. Я тогда овдовела после смерти второго мужа, детей у меня не было, и я собиралась еще раз выйти замуж. А она как раз родила ребенка. Я возьми да и забери его к себе. Потом написала капитану (старший брат бабушки был капитаном) через консульство, объяснила ему, как обстоит дело, и он прислал мне денег на воспитание ребенка. А было бы куда лучше, если б я тогда же швырнула мальчишку в Муталу, хоть пожила бы в свое удовольствие! — Этим она обычно заканчивала свой рассказ и мрачнела.
