— У, чертов старик с дурацкими ушами! — бормотала я.
В следующий раз, когда старик опять начал буйствовать, прибежала старуха и попросила Гедвиг «одолжить» на время девочку, которая так хорошо умеет обращаться с ее пьяным мужем.
Но Гедвиг не «одолжила» девочку, она только спросила, не рехнулась ли старуха после всех справленных Ионом «свадеб».
Глухие старики, в ушах у которых все-таки были дырки, уже больше не занимали меня.
Но однажды со мной произошло что-то и впрямь удивительное.
Случилось это все на том же хуторе, куда по воскресеньям во всей красе являлись «образованные»; мать была все такой же усталой и безответной.
Еда меня не очень интересовала, а сидеть за обедом было настоящей мукой. И, если мне давали большой кусок хлеба, я могла целый день и не вспоминать о еде, лишь бы меня оставили в покое. Кроме меня, на хуторе не было других детей, там жили только старики и батраки-сезонники. Но приходили ребята с других хуторов, и жизнь тогда снова становилась прекрасной — в нашем распоряжении была целая лужайка, а это кое-что значило для того, кто вырос на задворках городских трущоб.
Ради еды, как я уже сказала, я бы не стала особенно стараться, но было одно лакомство, которое толкнуло меня на преступление: леденцы, самое соблазнительное лакомство 1902 года, — одинаково соблазнительное для бедных и для богатых. Из всех лакомств, выставленных в витринах магазинов, леденцы были самым любимым, а за ними уже шли орехи в пакетиках. Леденцы привлекали нас своим аппетитным цветом и красивой формой.
Не было других сладостей, которые имели бы такую же форму. Граненые конфетки таинственно поблескивали, и, казалось, их можно сосать целую вечность.
Была в леденцах какая-то щедрость, которая и привлекала детей, привыкших к ограничениям и скупости.
Однажды меня послали купить дрожжей на пять эре.
До лавки, где хуторские поденщики могли покупать в долг, было довольно далеко. До города было гораздо ближе, но я не раз слышала от матери, что детям опасно ходить туда. Даже городская застава таила в себе опасность. Здесь, около заставы, был цирк, а прямо перед цирком — весы, на которых крестьяне по пути к мясникам взвешивали телят. Тут же они и выпивали.
Дорога к лавке показалась мне ужасно длинной, да я и не привыкла так далеко ходить. В городе магазин находился ведь прямо на углу. Был жаркий летний день. Теплый воздух струился над полями. От самого хутора начиналась прямая и ровная дорога без единого деревца. Она казалась бесконечной. В кармане у меня ровно пять эре, ни одного эре лишку. На четыре эре дрожжей не купишь — торговец сразу догадается, что я припрятала монетку.
