От ее речи в горле Фаррелла стоял ком.
— Спасибо большое за то, что все так четко прояснила для меня, мама.
Он стоял оглушенный, пока она выходила из комнаты. Он не был уверен, почему ее слова так поразили его. Он практически знал, что она думает о своем среднем сыне, вернее она не думала о нем вообще. И эти слова только доказывали это. Он в последний раз прошелся взглядом по комнате Коннора, прежде чем пойти в свою.
— О чем я беспокоюсь, черт побери? — пробормотал он сам себе, теперь уже злой. — Ее мнение ничего не значит для меня.
Вернувшись в комнату, он проверил телефон и увидел сообщение от Лукаса. «Маркус встретится с тобой сегодня вечером в 8.» Внутренний круг Маркуса. Наверняка, это секрет внутри тайны, но это было нечто особенное и эксклюзивное. Это было доказательством, что Фаррелл отнюдь не являлся ничем и никем. Он был избран могущественным, таинственным человеком, чтобы стать вовлеченным во что-то невероятное. Что-то, частью чего являлся Коннор перед своей смертью. Что-то, что покажет его матери, что он не такой никчемный, как считала она.
Пощечина и ощущение острой боли вытянули его из темноты. Он вдохнул полной грудью воздух и резко сел. Кто-то держал его за шиворот рубашки. Другой удар привнес больше ясности. Ливиус… Тот, кто отвесил ему пару тумаков, был Ливиус.
— Просыпайся, — прорычал мужчина. — Просыпайся и посмотри, во что ты нас втянул.
Мэддокс огляделся вокруг: маленькая темная комнатушка и воспоминания о том, что случилось на празднике, всплыли в памяти не хуже ударов.
— Где мы?
— А ты как думаешь, где мы? В темнице дворца.
Он сказал так, словно это был известный и понятный для всех факт, но Мэддокс никогда ранее не был в темнице. Помещение, где он сейчас находился, было темным, вонючим и мерзко сырым до дрожи в теле, с каменными холодными стенами и черной металлической дверью. Но если быть справедливым и честным с самим собой, то в дворце он тоже никогда не был, только видел его на расстоянии, эту массивную и не предвещающую ничего хорошего черную гранитную структуру, возвышавшуюся над землей как гигантский хрустальный осколок, видимую на много — много миль вперед.
— А почему ты тоже здесь? — спросил оторопело Мэддокс.
— Потому что Кена сказал им, что я твой отец. Потому что я, как мог, протестовал против твоего ареста. И вот мы здесь. Из-за твоей дурости. Все из-за тебя!
Мэддокс открыл было рот, но Ливиус снова резко поднял руку так, будто собирался ударить.
