Некоторых начальников карательной системы я хорошо знал, поскольку работал с ними в одном кабинете и часто наблюдал за их истинной работой и чудовищными результатами этой работы. Я тогда знал, почему значительная часть заключённых гибнет не только в тюрьмах и лагерях, но и после их освобождения от хронических заболеваний, полученных во время отбытия срока наказания в этой явно устаревшей сталинско-бериевской системе лагерей и тюрем, бесперебойно работающей фабрики морального растления своего народа, как одного из худших наследий советской власти. Конечно, есть много других объективных причин этой беды, но эта, мне кажется, – одной из главных.
Но, дорогой читатель, всё, о чём здесь написал, я наблюдал более сорока пяти лет назад. Как там сейчас обстоят дела, не знаю. Да, откровенно говоря, и не хочу знать. Пусть этим добросовестно занимаются те, кому по долгу своей службы положено. А вообще-то, хватит о мрачной стороне нашей жизни, которая, на мой взгляд, всё-таки светлеет. Думается, вполне возможно, что в самом недалёком будущем возьмёт, да и рванёт у нас хорошим сквознячком с самой вершины власти, и оставшийся в низинах Отечества густой чёрный мрак в клочья разнесёт. А открывшиеся бескрайние дали всегда угрюмой Отчизны, где мы бестолково суетимся со дня пресловутой революции, наконец-то, после всех мучительных реформ сбудется долгожданная мечта на скорые перемены к лучшему, и наша жизнь на родной земле воспрянет во всей своей силе и красоте, только ей присущей. И мы с вами, уверенные в надёжной государственной защите наших прав, гарантированных Конституцией, возможно, оклемаемся от прошлого, как от дурного сна, и заживём благополучной и счастливой жизнью. Мне, прожившему неимоверно тяжёлую жизнь в родном Отечестве, очень и очень хочется на это надеяться. Не зря же говорят, что «надежда умирает последней». Это всегда крах, когда она умирает, после чего жизни нет, одна маета. Поверьте, мне!
Ещё совсем недавно любой из нас, зайдя в кабинет начальника, даже среднего уровня, мог увидеть в углу его кабинета огромный шкаф или несколько шкафов, туго набитых всеми томами сочинений Основоположника, которые начальник никогда не читал, тем более не считал нужным тратить своё драгоценное время на изучение этих талмудов.
Однажды я спросил очень большого «важняка», известного не только в нашей области, но и далеко за её пределами, находит ли он время заглядывать в некоторые тома нашего Вождя, чтобы в своей работе не сбиться с намеченного курса? По общеизвестным причинам его откровенный ответ публиковать я постеснялся. Но вот причуда, меня с той поры в его кабинет никогда больше не пускали. Не знал я тогда, что задавать подобные вопросы любому начальнику считалось верхом невежества, поскольку ни один из них не мог ответить на вопрос, даже поверхностно, об основных принципах Основоположника в его многочисленных работах. И мне однажды подумалось, что моих невольных знакомых, бывших сидельцев тюрьмы особого режима, следовало бы тогдашнему главе погибающего государства назначить экзаменаторами самой высокой авторитетной комиссии, чтобы они строжайшим образом проэкзаменовали всех академиков – марксистов на предмет выяснения, кто из них достойно носит это звание. Остальных, не сдавших экзамен, надо было отправить на их место в одиночную камеру тюрьмы особого режима, чтоб они там по-настоящему изучили работы Основоположника, и вполне возможно, что наш нерушимый Союз не рухнул бы так скоропостижно, как карточный домик. Но не додумался наш партийный полководец и многократный герой всех времён и народов до такой мудрости, потому что сам был по старческому слабоумию на уровне своих прикормленных академиков-марксистов, неисправимо зашибленных краснотой.
